ПолЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 5

На брезенте стоял здоровенный деревянный чурбан с вонзенным в него топором – на таких в мясных отделах разделывают туши; рядом – большой металлический стол, опять же – для разделки мяса; за ним тумбочка, накрытая серой грязной тряпкой. К чурбану был прислонен венский стул, в спинке которого торчало огромное шило.

На одной из колонн, у края площадки, была смонтирована металлическая лесенка в человеческий рост, по типу шведской стенки, только в несколько раз шире.

Над площадкой висели три веревочные петли, закрепленные на потолочной балке. Под каждой петлей стояло по маленькому детскому стульчику с нарисованными веселыми зверюшками.

***

– Слава нации! – выкрикнул Бубенчик, ступив на середину площадки.

– Смерть ворогам! – откликнулась толпа. – Москаляку – на гилляку!

Собравшиеся заулюлюкали, завизжали.

Бубенчик подошел к металлическому столу, присел.

Мы с Маричкой примостились с краю площадки, за спинами первых рядов, в тени одной из колонн.

Бубенчик нашел меня глазами, кивнул, чтобы подходил ближе. Я отмахнулся. Он недоуменно снизал плечами.

«Не знаю (и знать не хочу!), каким был сотник Кутница раньше, но сейчас его – то есть меня – явно подозревают.

Надеюсь, до разборов не дойдет… Нужно уходить, пока не поздно!».

– Куда? – Маричка-ангел цапнула меня за рукав. – Ты не забыл, что без меня в свое тело вернуться не сможешь?

– Не забыл.

– Тогда жди. Сейчас приведут. Мы им поможем. И домой.

***

Толпа зашумела, расступилась. Огромный мужик, недавно встреченный в фойе, втянул на веревке давешнего солдатика внутренних войск. Подвел его к металлической лесенке, пристегнул наручниками.

Бубенчик оживился, плотоядно улыбнулся, радостно потер ладони.

Следующей привели девушку, или женщину – возраст определить было трудно, поскольку лицо ее превратилось в огромный синяк. Глаза потухшие, безразличные, длинные волосы сбиты в грязные колтуны. Одета в растерзанную милицейскую рубашку без погон. И все! От пояса она была голой. Полы рубашки едва прикрывали бедра, до конца не пряча рыжеватую промежность. Ноги в ссадинах и кровавых подтеках. Она едва переставляла ноги за звероподобным дядькой, тащившим ее на аркане.

Под всеобщее ликование и задорный свист, тот подтянул женщину к решетке, закрепил руки над головой; затем пристегнул ноги, каждую по отдельности, предварительно раздвинув на максимальную ширину.

Дядька отошел, полюбовался на распятую, а затем наотмашь шлепнул ее ладонью в промежность. Пленница взвизгнула, попробовала свести колени, но наручники, охватившие тонкие лодыжки, не пускали. Так и повисла на руках, скуля, как побитая собака.

Толпа зашлась в экстазе.

– Что, больно, курва?! – зарычал Бубенчик. – Нашим побратимам тоже больно, когда мусора бьют их резиновыми дубинками, травят газом и раздевают на морозе.

Он перевел дыхание, окинул взглядом зрителей. Затем подошел к решетке, к которой были пришпилены солдатик и полусомлевшая женщина.

– Мы вас будем вешать. Но сначала – представление. Наши герои заслужили небольшой концерт.

Глава двадцать первая

Ночь с 6 на 7 февраля 2014 года

(продолжение)

***

– Кто майоршу не ебал? – спросил Бубенчик, обводя глазами толпу, плотно обступившую брезентовую площадку.

«Если майор, то ей за тридцать…».

Народ опять загудел, заулюлюкал: «Я-я-курва – блядво – гыдко маратыся-хай мусора-на палю-а я в дупу…».

– Поздно! – гаркнул Бубенчик, обрывая галдеж. – Эта сука три дня лежала пришпиленной в комнате релаксации, на третьем этаже, у медиков. Кто хотел – тот ходил. И не один раз.

Он довольно ощерился.

– А откуда мы знали… – зашумели в толпе. – Никто не сказал… Штабные, как всегда, первые…

– Нужно следить за новостями! – возразил Бубенчик. – Или ты хочешь, чтобы мы афиши по Майдану расклеили? И так несознательные писаки и каналы много лишнего себе позволяют. Нужно бы им язык укоротить.

***

Бубенчик оглядел присутствующих, ища добровольцев для праведной мести.

Затем подошел к распятой женщине. Та, видимо, почувствовала, содрогнулась, ожидая очередной порции унижения и боли. Но палач почти ласково потрепал ее по щеке, погладил растрепанные грязные волосы.

– На передовой бабы – дефицит. Мусора их по штабам прячут. Мы, конечно, закажем, чтобы притянули парочку ментовок. Или киевских босявок. А то разнежились тут при бандитской власти, от нас носы воротят. Интеллигенты опущенные, мать их!

Бубенчик ухватил женщину за волосы, поднял ее опущенное лицо. Смачно в него плюнул.

– Эта курва, – уже отработанный материал. Она свое удовольствие от козакив получила.

Бубенчик размахнулся и хлестко ударил женщину ладонью по груди, затем по второй. Затем коленом в разъятую промежность.

Несчастная завыла, задергалась, пытаясь вырвать лодыжки из тесных оков.