ПолЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 5

Сельская жизнь потекла своим чередом: неуютная, зимняя, убогая – с удобствами во дворе и душем из лейки. Конечно же, я Веру жалел, и она ходила на ведро.

Я наблюдал за девушкой, видел, как она от этого страдает, и хотелось выть от тоски.

Следующим горем, которое саднило во мне, было страшное ночное приключения, от которого я не мог отойти, все возвращался и возвращался мыслями в страшный дом, к виселице на восьмом этаже и разделочному столу.

Я терзался вопросом: как сложилась судьба того бедного солдатика и женщины-милиционера?

Последнюю мне было жальче – возможно потому, что она женщина; что ее нужно нежить, ласкать и целовать, а не разворотить ей промежность фигурной ножкой от венского стула.

А еще мне было жалко Аню. Я чувствовал, как она плавает обездвиженным бревном в серой холодной воде, как смотрит сквозь лед мертвыми рыбьими глазами.

Я боялся, что все они станут приходить ночами: и Аня, и безымянный солдатик, и женщина-майор, и десятки тех, неизвестных, которых убил своими ЖЕЛАНИЯМИ.

Я загодя клал под подушку шило, чтобы штрыкнуть себя в бедро и прервать страшное представление, когда они начнут сниться.

***

Но прошла одна ночь, затем вторая, третья – никто меня не тревожил. Ангел Хамуил, от которого я сбежал, тоже не появлялся.

Я успокоился и стал медленно жить, настраивая наш убогий быт.

Однако постоянно чувствовал, как за мною наблюдают внимательные невидимые глаза. Я знал, что они не позволят мне отвертеться от предназначенной судьбы, направят и оберегут. Как оберегли, когда я отчаялся на свой страх и риск покинуть тело Василя Кутницы, и возвратиться в свое, что находилось за сто километров.

«Но лучше об этом не думать».

***

Потянулись однообразные сельские дни. Мы обустраивались.

Я заготовил дров, навел контакты с дальними соседями.

У них, за копейки – по сравнению с киевскими ценами – накупил картошки, овощей даже круп домашнего производства.

Выбрав погожий солнечный день, мы с Верой пошли на сельское кладбище, я показал ей могилы мамы, бабушки и деда под трухлыми деревянными крестами. Мы даже немного прибрали, стараясь не думать о том, что наша зимняя уборка бессмысленна.

От рефлексии, тронувшей мое сердце, от воспоминаний и раздумий об умерших предках, порою во мне щемило чувство причастности к Маринкиному горю. Я уже представлял, как нарушу клятву, загадаю ЖЕЛАНИЕ и верну ее сыну зрение. Маринка оживет…

«И это будет лучшим свидетельством моей детской стыдной любви к ней. И благодарностью за те неприличные фантазии, которые она дарила».

Конечно же, я понимал, что никогда ТАК не сделаю, НЕ ЗАГАДАЮ, не спасу ее сына, как не спас тех бедолаг в Доме Профсоюзов, как не спас Аню. Потому что…

***

«Потому, что Я – СТРАШНЫЙ ЧЕЛОВЕК!

Я – НЕ-ЧЕЛОВЕК, я – циничный эгоист.

И если станет выбор между этим миром и Любимой, то я отдам ВЕСЬ МИР и семь миллиардов его живых и мыслящих существ за одну Веру.

Потому, что МИР за стенами – равнодушный и холодный, семь миллиардов – чужие.

Верино же маленькое тело греет ночами мое старое и разочарованное, вдыхает в него жизнь. И я могу сколько угодно кусать ее детские груди и целовать, вылизывая разъятое устьице.

И я НИЧЕГО НЕ ХОЧУ МЕНЯТЬ в нашем убогом Раю!

А остальной МИР пусть катится в Ад!

Катится вместе со своими идеями, революциями, президентами, солдатиками, аннушками, настеньками, странами, нациями, гербами и флагами, богами и демонами!».

***

Мы прожили в деревне две недели и обвыклись.

Приближался День влюбленных – 14 февраля. Я думал о сюрпризе для любимой.

А еще думал, как бы сходить в местную школу, к директору, спросить о вакансии учителя истории. Да хоть бы внеклассную работу предложили, или завхозом, или сторожем.

Наши деньги катастрофически таяли, а без них и в селе не проживешь.

А еще я думал пойти в сельсовет и разузнать о регистрации брака.

Много чего я думал в те февральские дни, но жизнь внесла свои коррективы.

Глава двадцать пятая

14 февраля 2014 года, пятница

***

Вера заболела: тридцать восемь и пять, кашляет, сморкается, говорит страдальческим шепотом.

По привычке не часто болеющих людей, мы таблеток с собою не взяли. Купить тоже было негде.