Я горбат, вы забыли про то.
По закону калеку не может
К поединку принудить никто.
Дело бранное дивно и чудно,
Смерть бежит от стремящихся в бой.
Почему же бывает так трудно
Трусу панцирь надеть боевой?
К правосудью, судья, к правосудью!
Удержи эту лживую речь,
Или я королевскою грудью
Упаду на отточенный меч.
Поединок бессмыслен, а славу
Получает в народе простом
Царь, кладущий копье и державу
Покрывающий крепким щитом.
Не любовник, не царь и не воин...
Бьется ль сердце в подобной груди?
Ты короны своей недостоин,
Мы тебя не хотим. Уходи.
Волк, и с поступью легкою, волчьей!
Я воды у него попросил,
Он же уксусом, смертною желчью
Мой запекшийся рот оросил.
Те же без Конунга.
Ярлы, к вам обращается правый,
Обвиненный в неправом суде,
Не теряйте прадедовской славы,
Вновь ее не найдете нигде.
Осужденный судебным решеньем,
Опрокинутый вражьим мечом,
Эгиль голову выкупил пеньем,
Пред норвежским представ королем.
Лютню мне! Лебединые саги
Вам о роде моем я спою.
Если знает такие же Лаге,
Жизнь и честь отнимите мою.
Ты не знаешь, какого ты рода,
Несуразный птенец и смешной,
Поливают у нас огороды
Королевскою кровью такой.
Где ты принцев видал, чтоб умели
Лишь судиться, играть и рыдать,
Опоздали к девичьей постели
И меча не посмели поднять?
Удивил бы тебя я безмерно,
Рассказавши о роде твоем,
Если б ведал, что конунг наверно
Никогда не узнает о том.
Лютню! Лютню! Исчезнет злословье,
Как ночного тумана струи,
Лишь польются мои славословья,
Лебединые песни мои.
Эта лютня всегда приносила
Славу самым плохим игрокам,
В ней сокрыта волшебная сила
Сердце радовать даже волкам.
Разгорается звездное пламя...
Нет, не то! — На морском берегу...
Ах, слова не идут мне на память,
Я играю, а петь не могу.
Ну, теперь мы увидим потеху!
Эта лютня из финской страны,
Эту лютню сложили для смеху,
На забаву волкам колдуны.
Знай же: где бы ты ни был, несчастный,
В поле, в доме ли с лютней такой,
Ты повсюду услышишь ужасный
Волчий, тихий, пугающий вой.
Будут волки ходить за тобою
И в глаза тебе зорко глядеть,
Чтобы, занятый дивной игрою,
Ты не мог, ты не смел ослабеть.
Но когда-нибудь ты ослабеешь,
Дрогнешь, лютню опустишь чуть-чуть
И, смятенный, уже не успеешь
Ни вскричать, ни взглянуть, ни вздохнуть.
Волки жаждали этого часа,
Он назначен им был искони,
Лебединого сладкого мяса
Так давно не терзали они.
Слышен волчий вой. Гондла в ужасе убегает, продолжая играть. Остальные прислушиваются.
Ты уверен ли в лютне?
Еще бы!
Хоть двойное заклятье на ней.
Но от волчьей, от алчущей злобы
Никогда не уйдет дуралей.
Те же без Гондлы.
Что за диво? Неясные звуки
И тревожат меня, и томят.
Я как будто проснулся от скуки
И чему-то мучительно рад.
Этот Гондла придумает вечно,
Как ему стариков огорчить.
Я доволен собой бесконечно,
Но зато не могу не завыть.
Воет; все переглядываются.
Брат, ты слышишь? Качается вереск,
Пахнет кровью прохлада лугов.
Серый брат мой, ты слышишь? На берег
Вышли козы, боятся волков.
Под пушистою шерстью вольнее
Бьется сердце пустынных владык.
Зубы белые ранят больнее
Крепкой стали рогатин и пик.
Надоели мне эти кафтаны!
Что не станем мы сами собой?
Побежим, побежим на поляны,
Окропленные свежей росой.
Задохнемся от радостной злости,
Будем выть в опустелых полях,
Вырывать позабытые кости
На высоких могильных холмах.
Гондлу выследим. Лаге нагонит,
Снорре с Ахти наскочат сам друг.
Но не прежде чем лютню уронит,
Гондла лютню уронит из рук.
Убегают. Входит Гондла, играя.
Гондла один.
Обманули меня. Насмеялись
Над горбатым своим королем.
А когда-то друзьями казались,
Дом их был мой единственный дом.
Вой всё ближе, унылый, грозящий,
Гаснет взор, костенеет рука,
Сердце бьется тревожней и чаще
И такая, такая тоска!
Но зачем я стою у порога,
Если прямо средь дымных полей
Для меня протянулась дорога
К лебединой отчизне моей.
Только стану на берег зеленый,
Крикну: лебеди, где вы? Я тут! —
Колокольные ясные звоны
Нежно сердце мое разобьют.
И, не слушая волчьей угрозы,
Буду близкими я погребен,
Чтоб из губ моих выросли розы,
Из груди многолиственный клен.
А потом лебединая стая
Будет петь надо мною всегда
Про печальную девочку Лаик,
Что моей не была никогда.
Хочет уйти. Вбегает Лера.
Гондла и Лера.
Гондла, Гондла, меня оскорбляли,
Угрожали держать взаперти,
Я свивалась узлом от печали,
Но к тебе не могла не прийти.
Ты пришла? Разве ты не слыхала?
Я изгнанник, я всеми травим,
А одна диадема пристала
Ослепительным кудрям твоим.
Я пока еще Лаик, не Лера,
Я верна обещаньям любви,
Хоть рассветное небо и серо,
Зажигая безумье в крови.
Ах, коснись меня нежной рукою,
Защити от меня же самой,
Не возлюбленной, только сестрою
Я ведь смею идти за тобой.