Груббе всё рассказать вам готов.
Очевидец нелепого дела
На одном из старинных судов.
Расскажу. Что отрадней былого
Для такого, как я, старика?
Лере в пользу пойдет это слово
И вдобавок унизит щенка.
Помню, помню, как злилась пучина,
Мы с Гер-Педером рвали волну,
Увозя королевского сына
Из Ирландии в волчью страну.
Сам король отпустил лебеденка,
Но Гер-Педер, затейник пустой,
Взял с собой и другого ребенка,
Некрасивого, крови простой.
С ним за это поспорил бы каждый,
Но Гер-Педер был друг мне, не лгу,
Мы варили кита не однажды
С ним, на Страшном живя Берегу.
С нами ехал и маленький Лаге,
Сын любимый Гер-Педера, он
Раз делил с королевичем флаги,
Поднял ссору и, вмиг обозлен,
Бросил бедного мальчика в море.
И беде не сумели помочь
Ни Гер-Педер, ни я и ни Снорре,
Потому что надвинулась ночь.
До утра бушевала пучина
И Гер-Педер молчал до утра, —
Всё он видел, как голову сына
Отсекает удар топора.
А наутро сказал: — Лебеденка
Всё равно мы теперь не вернем,
Так давайте другого ребенка
Королевичем мы назовем. —
Он молил нас, и мы согласились
Неразумного Лаге спасти,
Дальше поплыли, ветры бесились,
Как гуляки, у нас на пути.
Связки молний пылали на небе,
И до тучи доплескивал вал;
Мы гадали по книге, и жребий
На Гер-Педера трижды упал.
И его мы швырнули в пучину,
Но сперва поклялись перед ним,
Что подложному царскому сыну
Мы жестоко за всё отомстим.
Кто отец мой?
Бродячий, ничтожный
Скальд, забыли теперь про него.
Кто же мать моя?
Нет, осторожно,
Больше я не скажу ничего.
Вот, короной венчан шутовскою,
Он поднять не осмелится глаз.
Груббе, Лаге, оставьте со мною
Эту... этого... Гондлу сейчас.
Груббе и Лаге выходят.
Лера и Гондла.
Что же, друг? Ты обманно назвался
Королевичем? Значит, ты вор?
Ты корону мне дать обещался,
А даешь только боль и позор.
Полно! Есть и глумлению мера,
Не превысит ее человек!
Иль ты думал, что глупая Лера,
Как развратница, любит калек?
Что рожденной отцом благородным
Так уже лестно покинуть свой дом
И повсюду идти за негодным
Нищим, может быть, даже рабом?
Где же лютня? Играй. Так уныло
Воют волки в полях и лесах.
Я тебя до сих пор не убила,
Потому что мне дорог твой страх.
Но ничто не бывает, ты знаешь,
Окончательным, даже беда...
Например: если ты утверждаешь,
Что король ты и был им всегда, —
Кто помеха тебе в этом деле?
Снорре? Груббе? Их можно убрать.
Лаге с нами. Мы б верно сумели
Властелинами заново стать.
Там, в стране, только духам известной,
Заждались короля своего,
Мой венец не земной, а небесный,
Лаик, терны — алмазы его.
Так? Ну помни обет мой веселый.
Чуть погаснет на западе луч,
Лаик будет за дверью тяжелой,
И у Лаге окажется ключ.
Он войдет к ней, ее он измучит
Ненасытным желаньем мужским.
Он ее наслаждаться научит,
И смирится она перед ним.
И на месте тоскующей Лаик
Будет Лера и ночью и днем,
Неустанно тебя проклиная,
Называя трусливым щенком.
Где вы, сильные, волки, не люди?
Пусть же когти пустынных владык
Вырвут низкое сердце из груди,
Из гортани лукавый язык.
Показываются Снорре, Груббе, Лаге, Ахти.
Вот, смотрите, он голову клонит.
Кто убьет его, будет мне друг...
Но не прежде, чем лютню уронит,
Гондла лютню уронит из рук.
Лера, Гондла, Снорре, Груббе, Лаге, Ахти.
Сладко мне улыбнуться героям!
Не бывало подобной жары,
Жилы словно наполнены зноем,
И в глазах огневые шары.
Мы оленя убили, тяжелый,
Словно лошадь, достанет на всех.
Я же браги хмельной и веселой
Захватил полуведерный мех.
Все, кроме Гондлы, садятся.
Гондла, живо костер! Поднимаю
Первый кубок за Леру мою.
Пьем за Леру мы все!
Принимаю
И за Лаге могучего пью.
Вот олень. Жира, жира-то сколько!
Ну, волкам не пропасть без еды.
Сердце — Лере.
Конечно, но только
Прежде вымою. Гондла, воды!
Ах, вино мне удвоило силы.
Я любовью и солнцем пьяна.
Этой ночью, не правда ли, милый,
Ты придешь ко мне?
Гондла, вина!
Гондла, музыки! Лютня такая
Для чего у тебя, нелюдим?
Целый день проведешь ты, играя,
А под вечер тебя мы съедим.
Как мучительно рот мой находит
Твой кровавый смеющийся рот!
Посмотрите, горбатый уходит.
Ну, далёко от нас не уйдет.
Действие четвертое
Лес на берегу моря. Большие утесы. Вечер.
Гондла один, потом отряд ирландцев с вождем во главе.
Не пойму, это солнце на небе
Или боль просияла моя?
Не пойму, человек или лебедь,
Лебедь с сердцем проколотым я?
Нет, я царь этих дебрей суровых,
И меня коронует Христос
Диадемою листьев кленовых
И росою обрызганных роз.
О, когда бы враги посмотрели,
Как мне кланялась эта скала,
Как молили меня эти ели
Защитить их от всякого зла!
Если сан мой признала природа,
То они ли поспорят о том,
О царе лебединого рода
И с проколотым сердцем при том?
Входят ирландцы.