Раздробивъ цльность духа на части и отдленному логическому мышленію предоставивъ высшее сознаніе истины, человкъ въ глубин своего самосознанія оторвался отъ всякой связи съ дйствительностію и самъ явился на земл существомъ отвлеченнымъ, какъ зритель въ театр, равно способный всему сочувствовать, все одинаково любить, ко всему стремиться, подъ условіемъ только, чтобы физическая личность его ни отъ чего не страдала и не безпокоилась. Ибо только отъ одной физической личности не могъ онъ отршиться своею логическою отвлеченностію.
Потому не только вра утратилась на Запад, но вмст съ ней погибла и поэзія, которая безъ живыхъ убжденій должна была обратиться въ пустую забаву и сдлалась тмъ скучне, чмъ исключительне стремилась къ одному вообразимому удовольствію.
Одно осталось серьезное для человка: это промышленность; ибо для него уцлла одна дйствительность бытія: его физическая личность. Промышленность управляетъ міромъ безъ вры и поэзіи. Она въ наше время соединяетъ и раздляетъ людей; она опредляетъ отечество, она обозначаетъ сословія, она лежитъ въ основаніи государственныхъ устройствъ, она движетъ народами, она объявляетъ войну, заключаетъ миръ, измняетъ нравы, даетъ направленіе наукамъ, характеръ — образованности; ей покланяются, ей строятъ храмы, она дйствительное божество, въ которое врятъ нелицемрно и которому повинуются. Безкорыстная дятельность сдлалась невроятною; она принимаетъ такое же значеніе въ мір современномъ, какое во времена Сервантеса получила дятельность рыцарская.
Впрочемъ мы всего еще не видимъ. Неограниченное господство промышленности и послдней эпохи философіи, можно сказать, только начинается. Рука объ руку одна съ другой, имъ слдуетъ еще пройти весь кругъ новаго развитія Европейской жизни. Трудно понять, до чего можетъ достигнуть Западная образованность, если въ народахъ не произойдетъ какой нибудь внутренней перемны. Эта возможная перемна, очевидно, можетъ заключаться только въ перемн основныхъ убжденій, или, другими словами, въ измненіи духа и направленія философіи, — ибо въ ней теперь весь узелъ человческаго самосознанія.
Но характеръ господствующей философіи, какъ мы видли, зависитъ отъ характера господствующей вры. Гд она и не происходитъ отъ нея непосредственно, гд даже является ея противорчіемъ, философія все таки рождается изъ того особеннаго настроенія разума, которое сообщено ему особеннымъ характеромъ вры. Тотъ же смыслъ, которымъ человкъ понималъ Божественное, служитъ ему и къ разумнію истины вообще.
Подъ вліяніемъ Римскаго исповданія, этотъ смыслъ былъ логическая разсудочность, которая, однакоже, дйствовала только отрывочно, не имя возможности собраться въ свою отдльную цльность, ибо полнота ея дятельности разрушалась вмшательствомъ вншняго авторитета.
Подъ вліяніемъ исповданій протестантскихъ, эта разсудочность достигла полнаго развитія въ своей отдленности и, сознавая себя въ этой полнот своего развитія, какъ нчто высшее, назвала себя разумомъ (die Vernunft), въ противоположность отъ прежней своей отрывчатой дятельности, для которой оставила названіе разсудка (der Verstand).
Но для насъ, воспитанныхъ вн Римскаго и протестантскаго вліянія, ни тотъ, ни другой способъ мышленія не могутъ быть вполн удовлетворительны. Хотя мы и подчиняемся образованности Запада, ибо не имемъ еще своей, но только до тхъ поръ можемъ подчиняться ей, покуда не сознаемъ ея односторонности.