Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

„Я изучаю теперь папскія декреталіи, — писалъ тогда Лютеръ къ Меланхтону, — и нахожу въ нихъ столько противорчій и лжи, что не въ силахъ поврить, чтобы Самъ Духъ Святый внушалъ ихъ, и чтобы на нихъ должна была основываться наша вра. Посл этого займусь изученіемъ Вселенскихъ Соборовъ и посмотрю, не на нихъ ли вмст съ Священнымъ Писаніемъ (и уже мимо декреталій папскихъ) должно утверждаться ученіе Церкви?”

Если бы въ это время Лютеръ вспомнилъ, что цлая половина человчества, называющагося Христіанами, признаетъ Вселенскихъ Соборовъ только семь, а не шестнадцать, и что эта половина Христіанскаго человчества чиста отъ тхъ злоупотребленій Западной Церкви, которыя возмутили его душу праведнымъ негодованіемъ, — тогда, можетъ быть, вмсто того, чтобы сочинять новое исповданіе по своимъ личнымъ понятіямъ, онъ могъ бы прямо обратиться къ Церкви Вселенской. Тогда онъ могъ бы еще это сдлать; ибо въ убжденіяхъ Германскихъ народовъ не было еще ничего ршеннаго, кром ненависти къ пап и желанія избгнуть отъ Римскихъ беззаконій. За нимъ послдовали бы вс воздвигнутые имъ народы, и Западъ опять могъ бы соединиться съ Церковью; тмъ боле, что остатки Гусситства были одною изъ главнйшихъ причинъ успховъ Лютера, а Гусситство, какъ извстно, было проникнуто воспоминаніями и отголосками Церкви Православной[38]. Но Лютеръ не захотлъ вспомнить о Православной Церкви и, вмсто семи Соборовъ, сличалъ между собою вс т, которые Римляне называютъ Вселенскими. Вслдствіе этого сличенія онъ писалъ къ Меланхтону: „Я изучалъ опредленія Соборовъ; они также противорчатъ одинъ другому, какъ декреталіи папскія: видно, намъ остается принять за основаніе вры одно Священное Писаніе”.

Такъ совершалась реформація. Недоразумніе, — вольное или невольное, одинъ Богъ знаетъ, — ршило ея судьбу. Когда же, въ ХІІ-мъ вк, протестанты посылали къ Восточнымъ патріархамъ вопросъ о вр, — было уже поздно. Мннія протестантовъ уже сложились и загорлись всмъ жаромъ новыхъ убжденій и новыхъ еще неиспытанныхъ надеждъ.

Упоминая объ этихъ отношеніяхъ обще-народныхъ убжденій къ случайностямъ нравственнаго произвола частныхъ лицъ, мы не уклоняемся отъ своего предмета. Напротивъ, мы составили бы себ ложное понятіе о развитіи человческаго мышленія, если бы отдлили ее отъ вліянія нравственной и исторической случайности. Нтъ ничего легче, какъ представить каждый фактъ дйствительности въ вид неминуемаго результата высшихъ законовъ разумной необходимости; но ничто не искажаетъ такъ настоящаго пониманія исторіи, какъ эти мнимые законы разумной необходимости, которые въ самомъ дл суть только законы разумной возможности. Все должно имть свою мру и стоять въ своихъ границахъ. Конечно, каждая минута въ исторіи человчества есть прямое послдствіе прошедшей и рождаетъ грядущую. Но одна изъ стихій этихъ минутъ есть свободная воля человка. Не хотть ее видть значитъ хотть себя обманывать и замнять вншнею стройностію понятій дйствительное сознаніе живой истины.

Изъ этихъ двухъ минутъ жизни Западной Европы, когда она могла присоединиться къ Церкви Православной, — и не присоединилась, только по случайному дйствію человческой воли, — мы видимъ, что образованность Европы хотя совершенно отлична отъ характера образованности Православной, однакоже не такъ далека отъ нея, какъ представляется при первомъ воззрніи. Въ самой сущности ея лежитъ необходимость отдльныхъ періодовъ развитія, между которыми она является свободною отъ предыдущихъ вліяній и способною избрать то или другое направленіе.

Однакоже, если при начал реформаціи была возможность двухъ исходовъ, то, посл ея развитія, уже не было другой, кром исполнившейся. Строить зданіе вры на личныхъ убжденіяхъ народа — т`oже, что строить башню по мыслямъ каждаго работника. Общаго между врующими протестантами были только нкоторыя особыя понятія ихъ первыхъ предводителей, буква Священнаго Писанія и естественный разумъ, на которомъ ученіе вры должно было сооружаться. Въ настоящее время едва ли найдется много лютеранскихъ пасторовъ, которые бы во всемъ были согласны съ исповданіемъ Аугсбургскимъ, хотя, при вступленіи въ должность, вс общаются принимать его за основаніе своего вроученія. Между тмъ естественный разумъ, на которомъ должна была утвердиться Церковь, переросъ вру народа. Понятія философскія все боле и боле замняли и замняютъ понятія религіозныя. Пройдя эпоху неврія сомнвающагося, потомъ эпоху неврія фанатическаго, мысль человка перешла наконецъ къ неврію равнодушно-разсуждающему, а вмст съ тмъ и къ сознанію внутренней пустоты, требующей живаго убжденія, которое бы связывало человка съ человкомъ не холоднымъ согласіемъ въ отвлеченныхъ убжденіяхъ, не наружною связью вншнихъ выгодъ, но внутреннимъ сочувствіемъ цльнаго бытія, одною любовью, однимъ разумомъ и однимъ стремленіемъ проникнутаго.

Но гд найдетъ Западъ эти живыя убжденія? Воротиться къ тому, чему онъ врилъ прежде, уже невозможно. Насильственные возвраты, искусственная вра — т`oже, что стараніе нкоторыхъ охотниковъ до театра убдить себя, что декорация — дйствительность.