Чья вина была въ томъ, что древне-Русская образованность не могла развиться и господствовать надъ образованностью Запада? — Вина ли вншнихъ историческихъ обстоятельствъ, или внутренняго ослабленія духовной жизни Русскаго человка? Ршеніе этого вопроса не касается нашего предмета. Замтимъ только, что характеръ просвщенія, стремящагося ко внутренней, духовной цльности, тмъ отличается отъ просвщенія логическаго, или чувственно-опытнаго, или вообще основаннаго на развитіи распавшихся силъ разума, что послднее, не имя существеннаго отношенія къ нравственному настроенію человка, не возвышается и не упадаетъ отъ его внутренней высоты или низости, но, бывъ однажды пріобртено, остается навсегда его собственностію, независимо отъ настроенія его духа. Просвщеніе духовное, напротивъ того, есть знаніе живое: оно пріобртается по мр внутренняго стремленія къ нравственной высот и цльности, и исчезаетъ вмст съ этимъ стремленіемъ, оставляя въ ум одну наружность своей формы. Его можно погасить въ себ, если не поддерживать постоянно того огня, которымъ оно загорлось.
По этой причин, кажется, нельзя не предположить, что хотя сильныя вншнія причины, очевидно, противились развитію самобытной Русской образованности, однакоже упадокъ ея совершился и не безъ внутренней вины Русскаго человка. Стремленіе къ вншней формальности, которое мы замчаемъ въ Русскихъ раскольникахъ, даетъ поводъ думать, что въ первоначальномъ направленіи Русской образованности произошло нкоторое ослабленіе еще гораздо прежде Петровскаго переворота. Когда же мы вспомнимъ, что въ конц 15-го и въ начал 16-го вка были сильныя партіи между представителями тогдашней образованности Россіи, которыя начали смшивать Христіанское съ Византійскимъ, и по Византійской форм хотли опредлить общественную жизнь Россіи, еще искавшую тогда своего равновсія; то мы поймемъ, что въ это самое время и, можетъ быть, въ этомъ самомъ стремленіи и начинался упадокъ Русской образованности. Ибо дйствительно, какъ скоро Византійскіе законы стали вмшиваться въ дло Русской общественной жизни, и для грядущаго Россіи начали брать образцы изъ прошедшаго порядка Восточно-Римской Имперіи; то въ этомъ движеніи ума уже была ршена судьба Русской коренной образованности. Подчинивъ развитіе общества чужой форм, Русскій человкъ тмъ самымъ лишилъ себя возможности живаго и правильнаго возрастанія въ самобытномъ просвщеніи, и хотя сохранилъ святую истину въ чистомъ и неискаженномъ вид, но стснилъ свободное въ ней развитіе ума и тмъ подвергся сначала невжеству, потомъ, вслдствіе невжества, подчинился непреодолимому вліянію чужой образованности.
Хотя просвщеніе иноземное принадлежитъ почти исключительно высшему, такъ называемому,
Самый образъ распространенія вншней иноземной образованности посреди Русскаго народа уже опредляетъ характеръ ея нравственнаго вліянія. Ибо распространеніе это совершается, какъ я уже сказалъ, не силою внутренняго убжденія, но силою вншняго соблазна, или вншней необходимости. Въ обычаяхъ и нравахъ своихъ отцевъ Русскій человкъ видитъ что-то святое; въ обычаяхъ и нравахъ привходящей образованности онъ видитъ только приманчивое или выгодное, или просто насильственно неразумное. Потому, обыкновенно онъ поддается образованности противъ совсти, какъ злу, которому противостоять не нашелъ въ себ силы. Принимая чужіе нравы и обычаи, онъ не измняетъ своего образа мыслей, но ему измняетъ. Сначала увлекается или поддается, потомъ уже составляетъ себ образъ мыслей, согласный съ своимъ образомъ жизни. Потому, чтобы сдлаться образованнымъ, ему прежде нужно сдлаться боле или мене отступникомъ отъ своихъ внутреннихъ убжденій. Какія послдствія должно имть такое начало образованности на нравственный характеръ народа, — легко отгадать заочно. Правда, до сихъ поръ, слава Богу, Русскій народъ еще не теряетъ своей чистой вры и многихъ драгоцнныхъ качествъ, которыя изъ этой вры рождаются; но, по несчастію, нельзя не сознаться, что онъ потерялъ уже одну изъ необходимыхъ основъ общественной добродтели: уваженіе къ святын