Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Между тмъ лира Жуковскаго замолчала. Изрдка только отрывистые звуки знакомыми переливами напоминали намъ о ея прежнихъ псняхъ. Но развитіе духа народнаго не могло остановиться. Какъ мысль зоветъ звукъ, такъ народъ ищетъ поэта. Ему необходимъ наперсникъ, который бы сердцемъ отгадывалъ его внутреннюю жизнь, а въ восторженныхъ псняхъ велъ дневникъ развитію господствующаго направленія. Поэтъ для настоящаго, что историкъ для прошедшаго: проводникъ народнаго самопознанія.

Литература наша, какъ мы уже сказали, представляла два борящіяся начала; но и филантропизмъ Французскій и Нмецкій идеализмъ совпадались въ одномъ стремленіи: въ стремленіи къ лучшей дйствительности

. Пушкинъ выразилъ его сначала подъ свтлою краскою доврчивой надежды, потомъ подъ мрачнымъ покровомъ Байроновскаго негодованія къ существующему.

Но ни то, ни другое не могло быть продолжительнымъ: это дв крайности колебанія маятника, ищущаго равновсія. Между безотчетностью надежды и Байроновскимъ скептицизмомъ есть середина: это довренность въ судьбу и мысль, что смена желаннаго будущаго заключены въ дйствительности настоящаго

; что въ необходимости есть Провидніе; что если прихотливое созданіе мечты гибнетъ, какъ мечта, за то изъ совокупности существующаго должно образоваться лучшее прочное. Оттуда уваженіе къ дйствительности

, составляющее средоточіе той степени умственнаго развитія, на которой теперь остановилось просвщеніе Европы и которая обнаруживается историческимъ направленіемъ всхъ отраслей человческаго бытія и духа.

Исторія въ наше время есть центръ всхъ познаній, наука наукъ, единственное условіе всякаго развитія; направленіе историческое обнимаетъ все. Политическія мннія, для пріобртенія своей достоврности должны обратиться къ событіямъ, слдовательно, къ Исторіи: такъ Тьерри, чтобы защитить нкоторыя положенія въ парламент, написалъ Исторію Франціи. Философія, сомкнувши кругъ своего развитія сознаніемъ тожества ума и бытія, устремила всю дятельность на примненіе умозрній къ дйствительности, къ событіямъ, къ исторіи природы и человка. Математика остановилась въ открытіи общихъ законовъ и обратилась къ частнымъ приложеніямъ, къ сведенію теоріи на существенность дйствительности. Поэзія, выраженіе всеобщности человческаго духа, должна была также перейти въ дйствительность и сосредоточиться въ род историческомъ.

Вкъ не могъ не имть вліянія и на Пушкина: мы увидимъ это, говоря о Полтав. Но обратимся теперь къ прошедшему году; теперь, съ высоты общей мысли, намъ будетъ легче обнять весь горизонтъ нашей словесности и указать настоящее мсто ея частнымъ явленіямъ.

Посл всего будемъ мы говорить объ нашихъ журналахъ и альманахахъ. О другихъ изданіяхъ временныхъ, хотя и неперіодическихъ, упомянемъ только въ отношеніи къ важнйшимъ сочиненіямъ, или въ примръ и доказательство нкоторыхъ оттнковъ характера нашей литературы; но преимущественно обратимся къ тмъ первокласснымъ произведеніямъ нашей словесности, которыя блеснули на литературномъ неб прошедшаго года такъ ярко, какъ близкія кометы, и утвердились на немъ такъ прочно, какъ неподвижныя звзды, чтобы навсегда свтить и указывать путь.

Первое, что привлекаетъ здсь наше вниманіе, это XII томъ Исторіи Русскаго Государства, послдній плодъ трудовъ великихъ, послдній подвигъ жизни полезной, священной для каждаго Русскаго. XII томъ Исторіи Россійскаго Государства, кажется, еще превзошелъ прежніе силою краснорчія, обширностью объема, врностью изображеній, ясностью, стройностью картинъ, и этимъ ровнымъ блескомъ, этою чистотою, твердостью брилліантовою Карамзинскаго слога. Вообще достоинство его Исторіи ростетъ вмст съ жизнію протекшихъ временъ. Чмъ ближе къ настоящему, тмъ полне раскрывается передъ нимъ судьба нашего отечества; чмъ сложне картина событій, тмъ она стройне отражается въ зеркал его воображенія, въ этой чистой совсти нашего народа. — Не мсто здсь входить въ подробный разборъ Карамзина и не по силамъ намъ оцнить его достоинство. Въ молчаніи почтимъ память безсмертнаго, и съ благоговніемъ принесемъ дань благодарности и удивленія на его свжую могилу.