Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Предыдущая статья объ Император Іуліан[17] принадлежитъ къ тмъ немногимъ произведеніямъ Вильменя, гд благородная простота слога не изукрашена кудреватою изысканностью выраженій и оборотовъ. Ибо, говоря вообще, языкъ Вильменя не столько отличается красотою правильною, строгою и классически спокойною, сколько живою, прихотливою граціозностью, щеголеватою своеобразностью и часто изученною небрежностью. Это особенно замтно въ его импровизированныхъ лекціяхъ, гд литераторъ не иметъ времени быть сочинителемъ и переработывать свои невольныя внушенія по законамъ отчетливаго вкуса, и гд, слдовательно, природный талантъ является со всми особенностями своихъ красотъ и недостатковъ, какъ разбуженная красавица въ утреннемъ неприбор. По той же причин, по которой Гизо на лекціяхъ говоритъ больше дла и меньше фразъ, чмъ въ сочиненіяхъ обдланныхъ на досуг, по той же причин въ импровизаціяхъ Вильменя больше фразъ и меньше дла, чмъ въ его твореніяхъ кабинетныхъ. За то фразы его, какъ удачный стихъ, какъ счастливая тема, остаются въ памяти даже и тогда, когда он не выражаютъ мысли новой или необыкновенной, хотя общая система мыслей Вильменя и нова и необыкновенна для Франціи. Я говорю

система, ибо не могу согласиться съ тми, которые не находятъ ее во мнніяхъ Вильменя. Да, не смотря на наружный безпорядокъ его мыслей, не смотря на небрежность его изложенія, не смотря на кажущуюся легкость и случайность его положеній, Вильмень иметъ свою систему, и систему зрло обдуманную, ибо утвержденія его нигд не противорчатъ одно другому; систему глубокую, ибо его мысли наравн съ вкомъ; систему твердо понятую и строго связанную, именно потому, что онъ можетъ выражать ее такъ легко, такъ удопонятно по видимому, такъ поверхностно: ясность есть послдняя степень обдуманности.

На слогъ Вильменя боле другихъ Французскихъ писателей походитъ слогъ Бальзака, сочинителя Послдняго Шуана, Картинъ изъ частной жизни и пр. и пр. Бальзакъ, также какъ Вильмень, любитъ удивлять неожиданностью оборотовъ, необыкновенностью выраженій и небывалымъ сцпленіемъ разнозначительныхъ эпитетовъ; онъ, также какъ Вильмень, большую часть сравненій своихъ заимствуетъ изъ жизни дйствительной и настоящей; онъ также позволяетъ себ иногда неправильность и нововведеніе для того, чтобы нарисовать мысль въ ея живомъ цвт, съ ея нжнйшими оттнками; — но не смотря на это сходство манеры

, слогъ Бальзака, по моему мннію, отличается отъ слога Вильменя тмъ, что послдній всегда почти вренъ чувству изящнаго приличія, между тмъ какъ первый, не смотря на весь талантъ свой, часто переступаетъ за предлы граціозности въ область неестественности. Вильмень скажетъ иногда фразу мишурную, но кстати; Бальзакъ повторитъ ту же фразу и часто не къ мсту. Вильмень иногда неправиленъ какъ литераторъ, но въ самыхъ неправильностяхъ его вы видите человка со вкусомъ тонкимъ и воспитаннымъ посреди отборнаго общества; говоря мысль новую, для которой еще нтъ выраженія, онъ скоре выберетъ оборотъ капризно разговорный, чмъ тяжело ученый, по такому же чувству приличія, по какому наши дамы, не находя Русскихъ словъ, скоре ршаются на галлицизмъ, чмъ на выраженіе Славянское. Бальзакъ неправиленъ не меньше Вильменя; но неправильность его часто ни чмъ не оправдывается, и его изысканность иногда оскорбляетъ не только вкусъ литератора, но и хорошій вкусъ вообще, какъ слишкомъ высокій прыжокъ танцующаго не на театр.

Особенно примчательно въ Вильмен то, что, не зная по-Нмецки, онъ въ своихъ основныхъ мысляхъ и особенно въ ихъ литературныхъ примненіяхъ, почти всегда сходится съ мыслями господствующими въ Германіи. По моему мннію, это одно могло бы доказать намъ, что познаніе Нмецкой литературы значительно распространено между образованными Французами; что результаты Нмецкаго мышленія обращаются тамъ какъ монета, боле или мнее знакомая каждому, хотя еще новая и не всми принимаемая, подобно нашимъ деньгамъ изъ платины.

О русскихъ писательницахъ.

(Письмо къ Анн Петровн Зонтагъ).

(1833).

На послдней почт я не усплъ высказать вамъ, милостивая государыня, всхъ мыслей и чувствъ, которыя возбудило во мн письмо ваше: позвольте договорить теперь. Для меня это дло самолюбія: я боюсь въ глазахъ вашихъ попасть къ числу тхъ, которые, видя прекрасное, понимаютъ его въ половину или цнятъ на втеръ, — боюсь тмъ больше, что для меня, посл достоинства хорошо дйствовать, нтъ выше, какъ умть понимать хорошее.