Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Вы знаете, какъ въ хоры сладкогласныСозвучныя сливаются слова,

И чмъ они могучи и прекрасныИ чмъ поэзія жива;Умете вы мыслію своею

Чужую мысль далеко увлекать,И, праведно господствуя надъ нею,

Ее смирять и возвышать....

Такъ какъ я уже началъ говорить о нашихъ сочинительницахъ, то мн хотлось бы еще поговорить съ вами о той писательниц, которая особенно замчательна въ литератур своею остроумною перепискою съ остроумнйшимъ изъ нашихъ поэтовъ, и которая, можетъ быть, не меньше замчательна вн литературы непринужденною любезностью своего разговора; — о другой писательниц, которой таинственное посланье къ Пушкину должно было такъ мучительно и вмст такъ пріятно волновать самолюбивое любопытство поэта; о блестящей переводчиц одного изъ нашихъ извстныхъ, религіозно-печальныхъ поэтовъ, которая знаменита красотою именно того, чего недостаткомъ знаменитъ поэтъ, ею переводимый; — о любопытной, необыкновенной переписк, которая началась было въ одномъ изъ нашихъ литературныхъ листковъ между однимъ литераторомъ и неизвстною, безъименною писательницею, общающею талантъ, если можно судить о талант по нсколькимъ стихамъ; — о сочинительниц Сновиднія, которой стихи замчательны какою-то молодою безъискуственностью, благородствомъ чувствъ, и еще тмъ, что внушили другой писательниц нсколько мило-граціозныхъ стиховъ; — обо всемъ этомъ хотлъ бы я поговорить съ вами подробно, если бы не боялся продолжить письма до безконечности.

Талантъ почти красота. Гд бы онъ ни являлся намъ, въ мужчин или въ женщин, въ образованномъ или въ невжд, и какой бы онъ ни былъ, — даже самый безполезный, — талантъ всегда заключаетъ въ себ что-то магнетическое. Мн всегда хочется поклониться везд, гд я встрчаю талантъ. Но женщина съ талантомъ иметъ въ себ что-то особенно привлекательное. Живописецъ ли она, или музыкантъ, или поэтъ, — все равно; если только природа дала ей дарованіе неподложное, если занятіе искусствомъ раскрыло ей душу къ изяшному, настроило ея воображеніе поэтически и воспитало въ ея сердц другую, лучшую жизнь, то вокругъ всего существа ея разливается какая-то невыразимая прелесть. Поэтъ-мужчина принадлежитъ міру изящнаго однимъ воображеніемъ; поэтъ-женщина принадлежитъ ему всмъ существомъ своимъ. Отъ того часто, смотря на нее, кажется, будто голова ея окружена чмъ-то блестящимъ, похожимъ на сіяніе; посмотришь ближе: это сіяніе — мечта, воздушная діадима изъ словъ и звуковъ, возбужденныхъ ею и на нее же отражающихся.

Вотъ почему я съ такимъ наслажденіемъ говорю о нашихъ писательницахъ, и вотъ почему я не могу объяснить себ, отъ чего до сихъ поръ он такъ мало оцнены въ нашей литератур. Больно видть, какъ мудрено обходятся съ ними наши записные критики, которые либо совсмъ молчатъ объ нихъ, либо говорятъ такъ, что лучше бы молчали. Какой-то дам удалось однажды написать: Два червячка, — и вотъ нашлись люди, которые удивляются: какъ дама, такое нжное, слабое созданіе, могла написать два червячка! — Другая дама начала переводить какіе-то извстные стихи такъ, какъ переводятъ мышей, — и вотъ журналы наши наполнились ей похвалами, восторгами, рукоплесканіями, тогда какъ истинный поэтическій талантъ, какова, напримръ, г-жа Лисицына, остается почти неузнаннымъ. Одинъ, кажется, Телеграфъ говорилъ о ней, и то уже давно; между тмъ какъ въ стихахъ ея столько души, столько поэзіи, столько драгоцнной, сердечной правды, сколько врядъ ли найдется у большей части нашихъ журнальныхъ поэтовъ, вмст взятыхъ. Какія высокія минуты восторга должна была испытать она, какія мучительныя, свтлыя, невыносимыя минуты вдохновенія она должна была вынести, чтобы вырвать изъ сердца своего такіе глубокіе, такіе пронзительные звуки! Признаюсь вамъ: большая часть столько хваленыхъ Французскихъ дамъ-стихотворцевъ не производитъ на меня и половины того дйствія, какое стихи г-жи Лисицыной, которые, конечно, имютъ право на почетное мсто не въ одной дамской литератур. —

На дняхъ пришли сюда, только что отпечатанные въ Германіи, переводы съ Русскаго, подъ названіемъ: Сверное Сіяніе, das Nordlicht, переводы, сдланные одною знакомою вамъ двушкою, одаренною самыми разнообразными и самыми необыкновенными талантами. Сколько я могу судить, то переводы эти превосходятъ вс извстные до сихъ поръ съ Русскаго на какіе бы то ни было языки, не исключая ни Боуринга, столько превознесеннаго, ни фонъ-деръ-Борга, оцненнаго такъ мало. Впрочемъ я не знаю, что могъ бы я сказать о талант молодой переводчицы лучше и больше того, что сказалъ ей Языковъ, котораго нкоторые стихи, переведенные ею, находятся также въ этомъ собраніи: