Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Вы силою волшебной думъ своихъПрекрасную торжественность мн дали,Вы на златыхъ струнахъ переигралиПростые звуки струнъ моихъ.И снова мн, и ярче возсіялаМинувшихъ дней счастливая звзда,

И жаждою священною трудаЖиве грудь затрепетала.Я чувствую: завиденъ жребій мой!Есть и во мн благословенье Бога,И праведна житейская дорога,Безпечно выбранная мной.Не кланяюсь пустому блеску міра,

Не слушаю слпой его молвы:Я выше ихъ.... Да здравствуете-жъ выИ ваша творческая лира!

Такъ говорилъ Языковъ; а я, признаюсь вамъ, смотрю на эти переводы съ предубжденіемъ: мн досадно видть, что Русская двушка такъ хорошо владетъ стихомъ Нмецкимъ; еще досадне знать, что она также хорошо, и можетъ быть еще лучше, владетъ стихомъ Французскимъ, и только на своемъ отечественномъ язык не хочетъ испытать своихъ силъ! — Въ конц книги приложено нсколько оригинальныхъ піэсъ, исполненныхъ поэзіи и замчательныхъ особенно тмъ, что всего рже встрчается въ нашихъ двушкахъ: оригинальностью и силою фантазіи. Читая ихъ, понимаешь, почему поэтъ говорилъ сочинительниц:

И два внка, одинъ другаго краше,На голов свилися молодой:

Зеленый лавръ поэзіи чужой,И брилліанты Музы вашей!...

Менцель уже объявилъ въ литературныхъ листахъ о выход Свернаго Сіянія, и я жду его разбора съ нетерпніемъ: любопытно видть, чт`o самый остроумный изъ Нмецкихъ критиковъ скажетъ о нашей литератур, которая теперь въ первый разъ явилась ему въ настоящемъ вид. —

Перечитывая письмо мое, я нахожу, что оно слишкомъ длинно, и не смотря на то, слишкомъ неполно. Но въ этомъ виноватъ не я. Говоря о писательницахъ нашихъ, первая мысль моя была о той, которой: труды — добро; которая въ сочиненіяхъ своихъ ищетъ не блеска, но пользы, дйствуя для цли прекрасной, возвышенной, такъ, какъ другіе не умютъ дйствовать для корыстныхъ наслажденій самолюбія. Но эта писательница.... говоря съ вами, я не смлъ упоминать объ ней.

10 Декабря 1833 г.

Москва.

О стихотвореніяхъ г. Языкова.

(1834).

Тому два года, Французскій журналъ Преній торжественно объявилъ Европ, что въ Россіи скончался одинъ изъ первоклассныхъ ея поэтовъ, г. Державинъ. Въ конц прошедшаго года издано во Франціи Собраніе Русскихъ повстей, выбранныхъ изъ Булгарина, Карамзина и другихъ (Le Conteur Russe, par Bulgarine, Karamsin et autres...).

Скажите, что странне: говорить о Русской литератур, не зная Державина, или ставить вмст имена Булгарина, Карамзина и другихъ? Который изъ двухъ примровъ доказываетъ б`oльшее незнаніе нашей словесности?

Чтобы ршить этотъ вопросъ, надобно имть особенно тонкую проницательность, которою я не смю гордиться, и потому предоставляю это дло моимъ читателямъ. Но во всякомъ случа кажется мн несомнннымъ одно, что Русская литература извстна во Франціи почти столько-жъ, сколько Персидская или Татарская.

И мысль, что ни одна тнь нашей мысли, ни одинъ звукъ нашего голоса, не дойдутъ до народовъ образованныхъ, — это тяжелая мысль; и кром грусти, она должна имть еще другое вредное вліяніе на нашихъ писателей. Литераторъ нашъ невольно стсняетъ кругъ своей умственной дятельности, думая о своихъ читателяхъ, между тмъ какъ писатель Французскій, при мысли о печатаніи, расширяетъ свои понятія; ибо при каждомъ счастливомъ движеніи ума, при каждомъ чувств поэтически-самобытномъ, при каждомъ слов удачно сказанномъ, является ему надежда, вдохновительная надежда на сочувствіе со всмъ, что въ мір есть просвщеннаго и славнаго.

Вотъ почему каждое покушеніе познакомить образованныхъ иностранцевъ съ нашею словесностью должно встрчать въ насъ отзывъ благодарности и возможно врную оцнку.

Но между всми переводчиками съ Русскаго языка три особенно замчательны удачею своихъ переводовъ. Баурингъ, который одинъ изъ трехъ былъ оцненъ и, можетъ быть, даже перецненъ иностранными и Русскими критиками; Карлъ фонъ-деръ-Боргъ, котораго переводы имютъ безъ сравненія большее достоинство, но который не смотря на то извстенъ весьма не многимъ и еще ни въ одномъ журнал не нашелъ себ справедливаго суда; и, наконецъ, Каролина фонъ-Янишъ, которой замчательная книга явилась на послдней Лейпцигской ярмарк и обнаруживаетъ, кажется, талантъ еще превосходнйшій[18].

Но, какъ ни утшительно это начало дружескаго сближенія нашей словесности съ литературою Нмецкою, признаюсь, однако, что мн было больше досадно, чмъ пріятно видть, какъ одного изъ первоклассныхъ поэтовъ нашихъ лучше всхъ Русскихъ понялъ и оцнилъ — писатель Нмецкій!