Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Наконецъ, видя неизбжность своей погибели, Оригеллъ уступаетъ все, и сокровища, и любимцевъ, и дтей, и женъ, и просилъ только о жизни. Нуррединъ, припомнивъ свою клятву, отвергъ и это предложеніе.

Осада продолжается ежедневно сильне, ежедневно неотразиме. Готовый на все, Китайскій царь ршился испытать послднее, отчаянное средство къ спасенію: чародйство.

Въ его осажденной столиц стоялъ огромный, старинный дворецъ, который уже боле вка оставался пустымъ, потому что нкогда въ немъ совершено было ужасное злодяніе, столь ужасное, что даже и повсть о немъ исчезла изъ памяти людей; ибо кто зналъ ее, тотъ не смлъ повторить другому, а кто не зналъ, тотъ боялся выслушать. Отъ того преданье шло только о томъ, что какое-то злодяніе совершилось, и что дворецъ съ тхъ поръ оставался нечистымъ. Туда пошелъ Оригеллъ, утшая себя мыслію, что хуже того, что будетъ, не будетъ.

Посреди дворца нашелъ онъ площадку; посреди площадки стояла палатка съ золотою шишечкой; посреди палатки была лстница съ живыми перильцами; лстница привела его къ подземному ходу; подземный ходъ вывелъ его на гладкое поле, окруженное непроходимымъ лсомъ; посреди поля стояла хижина; посреди хижины сидлъ Дервишъ и читалъ Черную Книгу. Оригеллъ разсказалъ ему свое положеніе и просилъ о помощи.

Дервишъ раскрылъ Книгу Небесъ, и нашелъ въ ней подъ какою звздою Нуррединъ родился, и въ какомъ созвздіи та звзда, и какъ далеко отстоитъ она отъ подлунной земли.

Отыскавъ мсто звзды на неб, Дервишъ сталъ отыскивать ея мсто въ судьбахъ небесныхъ, и для того раскрылъ другую книгу, Книгу Волшебныхъ Знаковъ, гд на черной страниц явился передъ нимъ огненный кругъ: много звздъ блестло въ кругу и на окружности, иныя внутри, другія по краямъ; Нуррединова звзда стояла въ самомъ центр огненнаго круга.

Увидвъ это, колдунъ задумался, и потомъ обратился къ Оригеллу съ слдующими словами:

„Горе теб, царь Китайскій, ибо непобдимъ твой врагъ и никакія чары не могутъ преодолть его счастія; счастье его заключено внутри его сердца, и крпко создана душа его, и вс намренія его должны исполняться; ибо онъ никогда не желалъ невозможнаго, никогда не искалъ несбыточнаго, никогда не любилъ небывалаго, а потому и никакое колдовство не можетъ на него дйствовать!”

„Однако, — продолжалъ Дервишъ — я могъ бы одолть его счастье, я могъ бы опутать его волшебствами и наговорами, если бы нашлась на свт такая красавица, которая могла бы возбудить въ немъ такую любовь, которая подняла бы его сердце выше звзды своей и заставила бы его думать мысли невыразимыя, искать чувства невыносимаго и говорить слова непостижимыя; тогда могъ бы я погубить его”.

„Еще могъ бы я погубить его тогда, когда бы нашелся въ мір такой старикъ, который бы проплъ ему такую псню, которая бы унесла его за тридевять земель въ тридесятое государство, куда звзды садятся”.

„Еще могъ бы я погубить его тогда, когда бы въ природ нашлось такое мсто, съ горами, съ пригорками, съ лсами, съ долинами, съ рками, съ ущельями, такое мсто, которое было бы такъ прекрасно, чтобы Нуррединъ, засмотрвшись на него, позабылъ хотя на минуту обыкновенныя заботы текущаго дня”.

„Тогда мои чары могли бы на него дйствовать”.

„Но на свт нтъ такой красавицы, нтъ въ мір такого старика, нтъ такой псни, и нтъ такого мста въ природ”.

„Потому Нуррединъ погибнуть не можетъ”.

„А теб, Китайскій царь, спасенья нтъ и въ чародйствахъ”:

При этихъ словахъ чернокнижника отчаянье Оригелла достигло высшей степени, и онъ уже хотлъ идти вонъ изъ хижины Дервиша, когда послдній удержалъ его слдующими словами:

„Погоди еще, царь Китайскій! еще есть одно средство погубить твоего врага. Смотри: видишь ли ты звзду Нуррединову? Высоко, кажется, стоитъ она на неб; но, если ты захочешь, мои заклинанья пойдутъ еще выше. Я сорву звзду съ неба; я привлеку ее на землю; я сожму ее въ искорку; я запру ее въ темницу крпкую, — и спасу тебя; но для этого, государь, долженъ ты поклониться моему владык и принести ему жертву подданническую”.

Оригеллъ согласился на все. Трынь-трава закурилась, знакъ начерченъ на земл, слово произнесено, и обрядъ совершился.

Въ эту ночь, — войска отдыхали и въ город и въ стан, — часовые молча ходили взадъ и впередъ, и медленно перекликались; — вдругъ: какая-то звздочка сорвалась съ неба и падаетъ, падаетъ — по темному своду, за темный лсъ; часовые остановились: звзда пропала — куда? неизвстно; только тамъ, гд она падала, струилась еще свтлая дорожка, и то на минуту; — опять на неб темно и тихо; — часовые опять пошли своею указною дорогою.

На утро оруженосецъ вошелъ въ палатку Нурредина: „Государь! какой-то монахъ съ горы Араратской проситъ видть свтлое лицо твое; онъ говоритъ, что иметъ важныя тайны сообщить теб”.

„Впусти его!”

„Чего хочешь ты отъ меня, святой отецъ? Государь! шестьдесятъ лтъ не выходилъ я изъ кельи, въ звздахъ и книгахъ испытуя премудрость и тайны созданія. Я проникъ въ сокровенное природы; я вижу внутренность земли и солнца: будущее ясно глазамъ моимъ; судьба людей и народовъ открыта передо мною!...”

„Монахъ! чего хочешь ты отъ меня?”