Читаем Польский театр Катастрофы полностью

Вайда отдавал себе отчет, что у спектакля могут быть проблемы с цензурой. Поэтому он решил до последнего момента не подписывать договора с театром, чтобы не связывать себе руки. В любой момент он мог пойти на попятную — и если бы он не был доволен результатом своей работы, и если бы политическое давление и цензура вынуждали его пойти на слишком большие уступки. Он обеспечивал себе условия полной художественной свободы — о чем стоит в этом случае помнить. Ведь если мы обнаружим следы идеологических компромиссов, нам не удастся списать их на действие государственной цензуры, а придется искать другой их источник. Вайда записывает 4 октября 1977 года: «Начал репетиции. Вырисовывается направление театральной адаптации. То, что сейчас есть, не имеет никакой формы. Заказал Аллана Старского на сценографию, разговаривал с ним. Но подписывать договор не буду и не беру на себя никаких обязательств, чтобы иметь развязанные руки, если обнаружатся трудности с цензурой или целое окажется недостаточно хорошо»[769]

. Вайда действовал спонтанно, но продуманно. Он довольно быстро определился, какого эстетического качества сценический образ ему понадобится, и четко это знал, приглашая к сотрудничеству Аллана Старского — художника кино, с которым он снимал «Человека из мрамора». Больше сомнений вызывала, как можно судить из этой краткой записи, адаптация текста и направления в интерпретации всего произведения. Сразу же после публикации стало ясно, что «книгу Мочарского можно читать очень по-разному»
[770]
. Критики ставили вопрос, чему, собственно, посвящены «Разговоры с палачом»: являются ли они документом деятельности Юргена Штропа, руководившего в 1943 года акцией ликвидации варшавского гетто, или же это очередной «жестокий роман об эпохе печей», под стать прозе Боровского и Войдовского, или наконец — исследование «социопсихики военного преступника»? А может, рассказ о Польше эпохи сталинизма, где предводителей Армии Крайовой приравняли к гитлеровским преступникам? Что, таким образом, означает загадочная фраза в записках Вайды: «То, что сейчас есть, не имеет никакой формы»? Относится ли она к книге Мочарского, адаптации Гюбнера, или начальных, еще туманных идей самого режиссера?

Из записей Вайды можно сделать вывод, что поначалу он решил сосредоточиться на рассказе о восстании в варшавском гетто и о его жестоком подавлении, на грандиозной акции ликвидации гетто, закончившейся демонстративным взрывом синагоги на Тломацкой площади. Тем более что это темы, которых Вайда уже касался в фильмах: в дебютантском «Поколении» 1955 года по роману Чешко, а также в «Самсоне» 1961 года на основе прозы Казимежа Брандыса. В «Поколении» кинокамера не пересекала стены гетто, последовательно соблюдала «польскую» перспективу наблюдателей Катастрофы (несмотря на то что в романе появляется фрагментарная, обрывочная сюжетная линия, события которой происходят в гетто). В «Самсоне» все события — жизни как в гетто, так и на «арийской» стороне — мы видим глазами Якуба Гольда, польского еврея, жертвы гитлеровской политики уничтожения и польского антисемитизма. Теперь же, благодаря книгам Мочарского, Вайда имел возможность представить те же события с перспективы экзекутора — человека, который вошел в историю как «палач варшавского гетто». Таким образом, в творчестве Вайды замыкался предложенный Хильбергом треугольник участников Катастрофы[771]. Уже на этом примере видно, что Вайда не создает замкнутых произведений, «шедевров», зато он был мастером создания связей, тех продолжений, которые всегда «следуют», отсылок, пересмотров, дополнений. Поэтому каждый проект Вайды рождается как элемент целой сети проектов. Внутри столь же густой сети создавался и спектакль «Разговоры с палачом». Вайда — художник, который исследует общественную коммуникацию в ее либидинальном измерении: потока энергии, аффектов, эмоций. Умеет идентифицировать собственные неудачи, хотя в то же время слишком доверяет зрительному залу — собственные «успехи» измеряет только шкалой эмоционального резонанса. Именно поэтому, вопреки самооценке Вайды, я поместил бы, например, «Самсона» среди самых выдающихся его произведений, а негативное восприятие фильма (особенно ожесточенные нападки Анджея Киёвского[772]) — на территории общественных симптомов, которые художник не сумел правильно интерпретировать. К этому мотиву мы еще вернемся.

Перейти на страницу:

Все книги серии Театральная серия

Польский театр Катастрофы
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши.Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр. Критическому анализу в ней подвергается игра, идущая как на сцене, так и за ее пределами, — игра памяти и беспамятства, знания и его отсутствия. Автор тщательно исследует проблему «слепоты» театра по отношению к Катастрофе, но еще больше внимания уделяет примерам, когда драматурги и режиссеры хотя бы подспудно касались этой темы. Именно формы иносказательного разговора о Катастрофе, по мнению исследователя, лежат в основе самых выдающихся явлений польского послевоенного театра, в числе которых спектакли Леона Шиллера, Ежи Гротовского, Юзефа Шайны, Эрвина Аксера, Тадеуша Кантора, Анджея Вайды и др.Гжегож Низёлек — заведующий кафедрой театра и драмы на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове.

Гжегож Низёлек

Искусствоведение / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто были ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он приехал в молодом возрасте в Россию с целью поступить на службу танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира.Наталия Дмитриевна Мельник (литературный псевдоним — Наталия Чернышова-Мельник) — журналист, редактор и литературный переводчик, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения. Член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Автор книг о великих князьях Дома Романовых и о знаменитом антрепренере С. П. Дягилеве.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Искусствоведение
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010

Как в Швейцарии появился современный танец, как он развивался и достиг признания? Исследовательницы Анн Давье и Анни Сюке побеседовали с представителями нескольких поколений швейцарских танцоров, хореографов и зрителей, проследив все этапы становления современного танца – от школ классического балета до перформансов последних десятилетий. В этой книге мы попадаем в Кьяссо, Цюрих, Женеву, Невшатель, Базель и другие швейцарские города, где знакомимся с разными направлениями современной танцевальной культуры – от классического танца во французской Швейцарии до «аусдрукстанца» в немецкой. Современный танец кардинально изменил консервативную швейцарскую культуру прошлого, и, судя по всему, процесс художественной модернизации продолжает набирать обороты. Анн Давье – искусствовед, директор Ассоциации современного танца (ADC), главный редактор журнала ADC. Анни Сюке – историк танца, независимый исследователь, в прошлом – преподаватель истории и эстетики танца в Школе изящных искусств Женевы и университете Париж VIII.

Анн Давье , Анни Сюке

Культурология

Похожие книги

Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти
Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти

Известный французский писатель и ученый-искусствовед размышляет о влиянии, которое оказали на жизнь и творчество знаменитых художников их возлюбленные. В книге десять глав – десять историй известных всему миру любовных пар. Огюст Роден и Камилла Клодель; Эдвард Мунк и Тулла Ларсен; Альма Малер и Оскар Кокошка; Пабло Пикассо и Дора Маар; Амедео Модильяни и Жанна Эбютерн; Сальвадор Дали и Гала; Антуан де Сент-Экзюпери и Консуэло; Ман Рэй и Ли Миллер; Бальтюс и Сэцуко Идэта; Маргерит Дюрас и Ян Андреа. Гениальные художники создавали бессмертные произведения, а замечательные женщины разделяли их судьбу в бедности и богатстве, в радости и горе, любили, ревновали, страдали и расставались, обрекая себя на одиночество. Эта книга – история сложных взаимоотношений людей, которые пытались найти равновесие между творческим уединением и желанием быть рядом с тем, кто силой своей любви и богатством личности вдохновляет на создание великих произведений искусства.

Ален Вирконделе

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары
Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары

Долгожданное продолжение семитомного произведения известного российского киноведа Георгия Дарахвелидзе «Ландшафты сновидений» уже не является книгой о британских кинорежиссерах Майкле Пауэлле и Эмерике Прессбургера. Теперь это — мемуарная проза, в которой события в культурной и общественной жизни России с 2011 по 2016 год преломляются в субъективном представлении автора, который по ходу работы над своим семитомником УЖЕ готовил книгу О создании «Ландшафтов сновидений», записывая на регулярной основе свои еженедельные, а потом и вовсе каждодневные мысли, шутки и наблюдения, связанные с кино и не только.В силу особенностей создания книга будет доступна как самостоятельный текст не только тем из читателей, кто уже знаком с «Ландшафтами сновидений» и/или фигурой их автора, так как является не столько сиквелом, сколько ответвлением («спин-оффом») более раннего обширного произведения, которое ей предшествовало.Содержит нецензурную лексику.

Георгий Юрьевич Дарахвелидзе

Биографии и Мемуары / Искусствоведение / Документальное