Польский театр Катастрофы

Когда спустя несколько лет Бардини возвращается в Польшу, затихает очередная волна массовой эмиграции, вызванной усиливающимся контролем государства над еврейскими организациями. «Бунд» поставлен вне закона, сионистские организации ликвидированы. На поле боя остается коммунистическая фракция. Еврейские круги резко становятся гораздо менее видимы и слышимы, в публичном пространстве побеждает советская модель ассимиляции, в основе которой лежит изоляция польских евреев от любых международных связей и принуждение к полной лояльности по отношению к коммунистическому государству[308]

. «Еврейский вопрос» начинают разрешать при помощи политики замалчивания. Не думаю, чтобы Бардини совсем не отдавал себе отчет в этих фактах, когда в 1949 году принимал решение о возвращении. Хотя нужно помнить о том, что каждый месяц нес с собой все более радикальные политические репрессии. Особенно по отношению к сионистским организациям. Все сильнее проявлялся сталинистский антисемитизм, который мог рассчитывать на поддержку польского антисемитизма, умеренного, однако, фактом присутствия в верхах власти политиков еврейского происхождения.

Шиллер в направленном в Министерство культуры и искусства письме, поддерживающем усилия Бардини вернуться на родину, прекрасно сказал об этом «верноподданническом» аспекте: «Гр. Бардини в связи со своим еврейским происхождением пережил тяжелые преследования во время оккупации и с трудом избежал смерти. На сезон 1946/47 я занял его в качестве режиссера в Государственный театр Войска Польского. Антиеврейские эксцессы в Кельце летом 1946 года произвели, после недавно пережитого во время оккупации, столь ужасающее впечатление на гр. Бардини, что он вместе с женой и ребенком уехал за границу. Из переписки, которую он вел со мной и другими своими коллегами, я узнал, что он жалел об этом шаге, а не имея возможности вернуться на родину, переезжал с места на место, поддерживая свое существование благодаря театральной работе там, где есть более-менее большие еврейские сообщества. Так судьба занесла его в Канаду, где он на данный момент пребывает и откуда мечтает выбраться, чтобы взяться за работу в стране, к которой он привязан и по отношению к которой во время своих странствий он сохранил верность»[309]

. Тон письма Шиллера отчетливо свидетельствует, что возвращающийся на родину Бардини не мог бы избежать верноподданнических жестов.

Бардини ехал в другую страну, чем та, которую он покидал в 1946 году. Множество вопросов политической, общественной и культурной жизни оказалось к тому моменту раз и навсегда разрешено. Сталинизация жизни во всех ее публичных проявлениях шла полным ходом, а художники всех областей искусства уже успели объявить о своей поддержке по отношению к доктрине соцреализма.

2