Полтергейст в Прошмыркине

Впрочем, один из членов комиссии – вертлявый доцентик с бегающим взглядом карманника, приметив пригожую сельчанку, предложил ей свой вариант решения этой проблемы. Отозвав Катю в сторону, он шепнул, что мог бы помочь ей стать студенткой. Но для этого потребуется «сущий пустяк» – оказать некоторую «любезность» ряду институтских «шишек», ну и самому «доброхоту» тоже. Не удостоив вертлявого ответом, Катя молча забрала документы, и отправилась в Хрюндюково. Какое-то время она работала там медсестрой хирургического отделения. Но не так давно, с удивлением узнав о том, что Ирен уехала к себе во Францию, она немедленно вернулась в Прошмыркино. Зачем? Катя и сама этого не знала. Но когда в приёмную ФАПа вдруг вошёл Виктор, она поняла: это – судьба…

Здесь же, на митинге они столкнулись и с отцом Артемием. Окинув Виктора удивлённым взглядом, батюшка (который был старше Завадова лишь лет на восемь) поздоровался и недоумённо вопросил:

– …Чадо моё, никак не могу понять: то ли зрение меня подводит, то ли вовсе не с этой красавицей я видел тебя в гостях у четы Колотушкиных?

Катя, уже слышавшая от Виктора про тот его с Ирен визит к Феде и Анонине, сдержанно улыбнулась. Завадову же пришлось вносить ясность, разъясняя отцу Артемию хитросплетения сельских слухов, в которых его, только что, не женили на гостье из Франции. Предваряя намерение батюшки «агитнуть» молодую пару на предмет венчания в подведомственном ему храме, Виктор поспешил уведомить, что они с Катей уже думают о венчании, но пока окончательного решения ещё не приняли. Отец Артемий отнёсся к этому пассажу вполне благосклонно. За последний год он значительно приумножил паству своего храма. Спущенный из епархии план венчаний и крещений он перевыполнил уже вдвое, его передовые методы не раз положительно отмечались на кустовых совещаниях вышестоящим иерархом.

Сегодня после митинга он направлялся в совхоз «Ленинец» для проведения там душеспасительных бесед среди механизаторского и водительского состава. Трудно сказать, насколько бывший инженер глубинно, в душе, уверовал в то, что сам проповедовал по долгу своей нынешней службы, однако его непоседливая натура с кипучими, подвижническими настроениями на этом поприще позволяла добиваться очень и очень многого. Кстати, это было отмечено и первым секретарём Рубакиным на одном из заседаний партхозактива:

– …Я бы всем вам настоятельно советовал учиться у этого попа, как надо вести пропаганду и агитацию. Да и как себя вести на людях. Аврорский, опять не просыхаешь? Только не надо свою пьянку спихивать на действие нечистой силы! Вон, Артемий, всего раз побеседовал с механизаторским составом колхоза «Социализм», пьянство тут же сократилось на треть, а производительность труда бригады выросла на двадцать процентов. Во, как надо работать! Да будь он на партработе, я бы его сегодня же рекомендовал на самый ответственный пост! – «первый» уничтожающе посмотрел на скисшего Канарейкина.

Тот, поёживаясь, поспешил отвести взгляд. На днях Рубакин лично застал «второго» в его кабинете с некой «партактивисткой» в самый интересный момент кипевшей там «массово-политической работы».

Впрочем, случалось и в церковной жизни нечто такое, что отца Артемия очень огорчало. Узнав в епархии, что в ближайшем к Прошмыркину селе соседнего района восстановлен храм, и туда прибыл его настоятель, он поспешил к соседям, чтобы повидаться с коллегой. Тем же днём, вернувшись домой, в разговоре с матушкой он посетовал:

– …Елизаветушка, я в шоке. Какой из него священник? Это же «браток», на котором клейма негде ставить. Руки в наколках, через слово – «феня», все разговоры только про «бабло» и какие-то тёмные дела. Похоже, мы повторяем те же ошибки, что и некогда всевластные партократы…

За неделю до митинга в районной газете «Труба революции» вышла статья завсельхозотделом Каргиной. Как положительный пример укрепления советско-французских отношений, та, на основании информации, полученной от перепившего Аврорского, описывала бракосочетание советского гражданина Виктора Завадова с… гражданкой Франции Ирен Дюбуа, которая к этому времени уже была у себя дома. Не жалея метафор и эпитетов, расходившаяся партработница не поленилась поведать о женитьбе прошмырчанина на француженке в самых трогательных тонах, даже с восторгом и умилением, непонятно с чего, обильно уснастив свой материал летописными «иже», «яко» и паки».

Не забыла Каргина и колхозное начальство. Ею особо была подчёркнута роль товарища Неронова, чьё чуткое руководство, при идеологической поддержке товарища Аврорского, способствовало процветанию отдалённого села, и представляет собой один из лучших образцов строительства «социализма с человеческим лицом». В заключение Каргина извещала читателей о том, что супруги Завадовы решили навсегда связать свою судьбу с родным колхозом, презрев возможность прозябать где-нибудь в захолустном Париже. Поэтому за обилие «ляпов» в этом материале, среди райкомовцев она тут же получила заочное прозвище «ляпописица».