Полуденный паром

Апарель все поднимается. Стальной барьер сомкнулся и взял в кольцо паром с его машинами, пассажиров с их судьбами и ближайшим будущим.

Портовик отпускает концы. Пронзительная сирена. Паром потихоньку отваливает от причала. Бородатые сельделовы, затесавшиеся в компанию велосипедисток, начинают петь свою песню:

Что было, сплыло, и нету милой —Одна вода.Все дни и все ночи кипит и клокочетОдна вода,Одна вода.Ловлю селедку и ем селедку,Молчу, как тень.И висит надо мною с ненужной луною

Полярный день,Полярный день.Дождаться встречи, обнять за плечиХоть раз в году.Я тоскую о рыжей девчонке бесстыжейИ встречи жду,И встречи жду.Я шканцы драю, а сам сгораю —Прощай, земля!Я очень несчастен и огнеопасен

Для корабля,Для корабля.

Грузовик с хлопком втиснулся в стадо машин. Он выглядит скучным и безжизненным, но если заглянуть под брезент, то мы увидим, что в кузове полно серого дыма, почувствуем запах паленого хлопка. Огонь притаился где-то в глубине и оживает с каждым порывом сквозняка в туннеле под мостиком, а после выхода в море сквозить стало сильнее. Временами из-под брезента выбиваются наружу и устремляются вверх тонкие нити серого дыма.

На корме, где центром одной из групп стали четыре наши велосипедистки и два сельделова, кидают чайкам хлеб, переговариваются. Слова как бы утратили свое обычное повседневное значение, их произносят как бы без адреса, хотя девушки явно обращаются к бородачам, а бородачи — к девушкам.

Первый сельделов. Ты когда последний раз был дома?

Второй. Ровно год назад. Уж и поболтало же меня потом у Нью-Фаундленда и в Гвинейском заливе. Полтора месяца могу душу отводить — такие афинские ночи будут. А ты давно был дома?

Первый. Тоже год назад. Только пил и плясал, пил и плясал. Выжало, как молоку у салаки.

Второй. Детей тоже делал или задарма пил?

Первый. Не трепись! (Девушкам.) Не обращайте внимания — ему на башку мачта свалилась. Но все, кроме мозгов, у него на месте.

Маль

. Скажите, в ваших краях у всех такой хороший язык?

Первый сельделов. Хороший язык? У нас? Знаете, в море он у нас таким хорошим становится, это когда мы домой возвращаемся, так на неделю рот полотенцем завязываем. Но почему вас это интересует?

Реет. Мы собираем диалекты, всякие притчи и пословицы. Мы филологи, вернее говоря, станем филологами, если замуж не выскочим.

Второй сельделов (на школьном английском). О, ду ю спик инглиш?

Первый (в тон ему). Май систерс нэйм из Мэри.

Второй. Ай лайк ту уэл уайт май дог. Май догс нэйм ис Том.

Первый. Май шип из вери биг энд май кептэнс нэйм из мистер Джемс Смит.

Реет (весело). Слушайте, ребята, говорите по-эстонски. Чтоб и самим понятно было.

Второй сельделов. Да, уж этих тартуских не проведешь!

И оба смеются с простодушием хороших парней, которых вывели на чистую воду. Этот смех немного сближает их с девушками.

Слабый порыв ветра доносит противный запах паленого хлопка. Оба сельделова хватаются за карманы — уж не попал ли туда непогашенный окурок. Все подозрительно присматриваются друг к другу.

Первый сельделов. Кто-то горит! (Товарищу.) Проверь карманы — ты еще в школе совал туда окурки.

Второй. Я не горю. Но кто же тогда горит?

Реет. Если кто и загорится, здесь воды хватает.

Мостик. Большая часть стекол опущена: опущены они и над машинным телеграфом, у которого стоит штурман, и на другом конце мостика, где стоит капитан с женой. Они смотрят вниз, на носовую палубу. Перед ними, как на ладони, «Волга» доцента, инвалидная коляска, «москвич», колхозный «виллис» и две цистерны. Виден капот грузовика с хлопком.

Море необыкновенное. Оно солнечное, зеркальное, умопомрачительно синее. Видно, как Тийу выбирается из инвалидной коляски и идет к поручням, идет, держась слишком прямо, словно страшась, что ее сзади ударят. Протискивается между взрослыми. Смотрит на море, как смотрят на него озабоченные люди: глядит не на горизонт, не на чаек, а вниз, на клубящиеся у носа волны.

И парикмахерша, взвесив все плюсы и минусы, решает закончить эту мучительную для всех игру счастливой развязкой. Она смотрит на Тийу, стоящую спиной к ней. Как бы только что узнав инвалида, посылает ему родственную улыбку. Открывает дверцу и восклицает тоном радостного удивления.

Парикмахерша. Это же Тийу! И с дядей! Как чудесно!

Доцент. Тийу? Вот и хорошо. Я уже давно хотел...

Парикмахерша. Я подойду к ним.

Доцент (радостно). Конечно, подойди.