Полынья

Егор глядел на пробегающие за окном старые ветхие и новые дома, на снег, который еще не успели затоптать и загрязнить сажей, на прохожих и думал о том, что пустое слово рано или поздно вернется к человеку карающим бумерангом, но как и что придумать, чтобы на это тратились мгновения, а не годы.

«Счастье и солнце — родные братья»… — подумал он. — Ах, Нина, Нина. Солнце-то светит для всех одинаково, и все остальное зависит от нас, от людей, и никто еще не придумал, чтобы для пустословов небо было с овчинку, а солнце — с пятак».

Когда Егор вошел в пагоду, все работники были уже на месте, и пока он надевал в тамбуре свой халат, слышал, как они о чем-то спорили. Выделялась спокойная рассудительная речь Аграфена и взволнованные протестующие возгласы Эдгара По. Волнуясь, Эдгар торопился сразить противника, и понять, что он говорил, было почти невозможно. Егор вошел в цех. Все стояли у верстака Аграфена, только Иван сидел у своего монтажного стола, шиной к спорщикам. Затылок его белел, сквозь редкие волосы по-детски просвечивала кожа. Егор прошел к своему столу, сел, вынул из кармана открытку, разгладил на столе, еще раз пробежал короткие строчки, но и без чтения он уже помнил их, и сунул открытку в стол. Все разошлись по своим рабочим местам, и только Эдгар все еще махал руками перед носом дядюшки Аграфена.

— О чем они? — спросил Егор у Летова. Тот отозвался не сразу, а некоторое время вертел перед глазами деталь, а когда обернулся, Егор увидел обиженное, замкнутое лицо.

— Эдгар отказался от авторства ПАКИ, — сообщил он.

— Отказался? Почему?

— Пусть, говорит, идет, как коллективный.

— Да почему же?

— Аграфен обижен, что не сочли за соавтора и его.

— Аграфена? В соавторы? А что он сделал для ПАКИ?

— У него сохранился наряд: проверял точность диска. Без тебя я давал ему это задание. Ну вот и скандалит. А прибор посылаем в Ленинград. Неустроев повезет.

— Неустроев? Он-то какое имеет отношение?

— Ну, главный… А ты что, недоволен, что прибор пошел в жизнь? Пока, правда, только на государственные испытания, но все же.

— Что ты, доволен. Как быть недовольным? Что ж, коллективный, так коллективный… — Егор задумался. — Но через Комитет по делам изобретений и открытий он не пройдет. Потребуют авторов. — Егор опять задумался, достал из стола открытку, не читая, повторял слово за словом. И вдруг ему с ясностью короткого сна представилось, как Нина собирает в ладони солнце, рассыпанное на берегу моря. Это были капли росы, в которых отражалось солнце. Нине кажется, что она собирает крошечные яркие осколки светила, но ладони ее полнятся чистой и холодной росой.

Пойти к Роману и попроситься в Ленинград?

Весь день Егор боролся с собой, то окончательно загорался решимостью идти к Роману и брался уже за телефон, чтобы предварительно договориться, то раздумывал вдруг, стыдясь своих мыслей, и рука его так и не поднимала телефонную трубку, ругал себя за нерешительность и совестливость и оправдывал себя тут же. В конце дня, когда он возненавидел себя за эту нерешительность и совестливость, Роман сам позвонил ему и попросил зайти. Но Егор послал вместо себя Летова.

46

— Что такое Раннамыйза?

Варя заметила, как рука мужа, несшая ко рту кусочек печенки, которую он сам жарил по своему способу — отбивал сильно и томил в сметане — как рука Егора дрогнула и едва не уронила с вилки пищу.

— Раннамыйза? — переспросил он, и память его заработала, как бывало в разведке, когда требовалось быстро принять единственно правильное решение. Откуда жена узнала это слово? И тут же память обнаружила слабое место: открытка. Он ее оставил на столе. Но зачем приходила к нему Варя? Она раньше ни разу не была в его лаборатории.

Он ужаснулся и обрадовался мысли о том, как все идет ему навстречу. Сейчас можно сказать обо всем и без новых поисков времени, слов, удобного случая, наконец, ссоры, от которых он сам, да и Варя, будто чувствуя близость развязки, осторожно уходили. Все сказать, все как было и что есть, тогда не нужна будет ложь.

«Сказать все? А что, собственно? — возразил он тотчас себе, чувствуя, что время затягивается и сказать, что такое Раннамыйза, все-таки придется — сказать, что готов развестись с Варей и уехать к Нине? А я знаю точно, что Нина на это пойдет?»

— Раннамыйза? — еще раз переспросил он, как разведчик, застигнутый врасплох, дает вторую очередь из автомата, чтобы выиграть время для принятия решения.

Тут вбежал на кухню Славка, весь переполненный какой-то неожиданной новостью — глаза его сияли от восхищения: «Пап, клуб кинопутешественников… Ящеры, ты знаешь, пап, ужас»… И Егор замотал головой и вновь понес ко рту кусочек печенки:

— Раннамыйза? Откуда ты это взяла?

— У тебя на столе, — Варя вдруг замкнулась, видно, пришлось менять какое-то заранее принятое решение, — открытка со странным письмом.

— А-а, — махнул он рукой и повернулся к Славке, — ящеры, говоришь? Пойдем посмотрим.