— До медалей, как до неба… — вздохнул Иван, покончив с капустой, которую Женя здорово умела готовить — с морковью, луком и сахаром. Взял нож, чтобы разрезать кусок отварного мяса.
— Егор — вот кого я сейчас ненавижу, как самого последнего прохвоста. — Иван непривычно загорячился. — Егор обкрадывает себя и нас.
— Что ты, Ваня, за глаза-то…
— Вернется, и в глаза скажу. — Иван притушил гнев. — Вчера, слышишь, звонит Роман и просит разобраться в бумагах, которых накопилось полон стол. А на черта мне эти бумаги? Он обращает внимание на одну очень важную: о том, чтобы себестоимость еще поурезать. А я ему: приедет Егор, посмотрит. А Роман: ты его зарплату получаешь, так не жди, а делай. А я сказал: его зарплату получать не буду, не нужна она мне.
— А он?
— Я уж не помню, что он говорил. По-моему, здорово обозлился. И правда, Жень, зачем мне Егорова зарплата? Она и не больше моей, и не слаще. Да и канцелярия — не для меня.
Женя видела, что он спрашивал ее совета. Чудной ты, Ивашка, ну что она, библиотекарь, понимает в твоих заводских делах? Если бы дело-то было человеческое?
«Но почему же не человеческое? — подумала вдруг Женечка. — Судьбу Егора сломали и Иванову хотят?» — Она никогда прямо не вмешивалась в его дела и сейчас спросила, как бы не понимая его:
— А чем тебе не по душе должность инженера? Не всякого назначат…
Иван, потянувшийся было за чашкой кофе, на полпути остановил руку.
— Да ты что? Неужели я карьерист какой? Женя! — Лицо его сразу сделалось расстроенным.
— Разве должности инженеров только для карьеристов?
— Вот не знал, что ты так думаешь… Если хочешь…
Она засмеялась, пододвинула ему кофе.
— Пей! Ну чего ты зря обещаешь? — И передразнила: — «Если хочешь?» Я знаю, что не пойдешь на Егорово место. Но в бумагах-то ты сможешь разобраться и без него? Как бы он поступил с той бумагой о себестоимости?
— Собрал бы нас, сказал бы: есть задание, надо пошуровать, где и что можно урезать. И вот пошли бы наши научные выкладки на стол директору, а потом в совнархоз, а потом в Госплан.
— А ты как бы сделал?
Иван выпил кофе, заглянул на дно чашечки, там ничего не оставалось, кроме нескольких черных крупинок.
— Мы вчера толковали. Хотя я и отказался, а бумагу ту все-таки разыскал. — И вздохнул сокрушенно: — Эх, Женечка, была бы ты инженером, ну хотя бы техником, я все бы тебе объяснил.
— Объясняй, пойму.
— Видишь, какая штука. Надо, чтобы наши измерительные инструменты в производстве обходились дешевле. А как можно это сделать? Меньше тратить металла, времени, труда. Значит, конструкцию придумать такую, чтобы металл лишний не шел, чтобы станки безупречно и быстро работали и чтобы люди были хорошо обучены своему делу. А если ни того, ни другого, ни третьего нет в наличности, тогда как? За счет чего снижать? За счет ухудшения изделия.
— За счет качества?
— Поняла! — обрадовался Иван. — За счет его или за счет рабочей зарплаты. Вот такая механика. Посмотрели мы вчера с Эдгаром наш угломер и чуть в голос оба не заревели. До чего мы его доурезали, что людям стыдно показать. Не покупают у нас его за границей.
— Плохой, что ли?
— Да нет, хорош, точен. Но мы, помню, сами сняли хромировку — дешевле, штриховка слабая — дешевле, а как читать? Футляр деревянный, еще военного образца. Опять же дешевле. Ну, разве можно тут что-то еще урезать?
Иван взглянул на часы — пора идти на завод. Вышел из кухни, стал одеваться.
— Знаешь, Эдгар показал мне шведский журнал. Там напечатано, как одна заграничная фирма скупает наш микрометр, хромирует некоторые части, делает новый футляр и продает втридорога.
Он оделся, достал сигарету, побрякал спичками в руке, чтобы выйти за дверь и сразу же закурить, но задержался еще на секунду, сказал:
— Теперь понимаешь, почему я не хочу впутываться в это дохлое дело?
— Значит, кто-то сделает так, как надо Роману? — спросила Женя.
— Пусть делает. Я не пойду против своей совести.
— А ты уже идешь против нее. Ну, ладно, не опаздывай. Роман тебя может вызвать рано. Лучше тебе быть на месте. И в готовности.
— Что мне готовиться? Вот право, ты у меня не хуже Романа: тот тоже, как попадет ему в руки рычаг фрикциона, силой не вырвешь. — В лексиконе Ивана все еще оставались танкистские словечки, и сейчас Женечка заметила его «фрикцион», спросила:
— Ладно, Ивашка, я забыла, что такое фрикцион. Это, кажется…
— У танка есть такая штука. Вроде руля, только односторонняя.
— Ну, иди, иди. Я тебе книгу принесу, зачитаешься. Вчера получили, не успела сделать инвентарную запись.
Иван закрыл за собой дверь, прикурил сигарету. Неприятно было держать в губах промокший и измочаленный мундштук. Он выбросил сигарету, закурил новую, взглянул на часы под обшлагом серой рубахи. Да, опаздывать не стоило бы. Роман мог его вызвать с утра пораньше.
«Что это Женя говорила насчет совести? Значит, идти ва-банк? Ах, да Женечка! Только против Романа идти, головы не досчитаешься. Всего-навсего головы. А может, легче обойдется — места. Места моего у меня никто на этом свете не отберет, а Егорово мне ни к чему. Так что терять нечего»…