Нина Астафьева… Он как бы услышал ее глубокий, низкий голос, и от этого было приятно ему. Раннамыйза, море… Как далеко это и как неправдоподобно.
Егор вышел из почтамта и свернул не к центру, а к метро, к станции «Кировская». До вечера надо было устроиться в гостинице. Нет, пожалуй, сперва позвонить и попросить в совнархозе приема, а потом уж все остальное. Он позвонил. Прием ему назначили через два дня, но он упросил, чтобы приняли завтра.
— В конце дня, — сказал заместитель начальника отдела.
И все: и ленты Ирины, и «алмазный вариант», и открытка от Астафьевой — все отошло и стало маленьким, незначительным: его примут завтра…
Егор стал готовиться к встрече в совнархозе. Вечер, проведенный за чаепитием у Рубанова, здорово помог ему. И когда на другой день, он поднимался по лестнице на второй этаж, он был уверен в успехе дела — так много было в памяти фактов неверного планирования и они были так убедительны, что любой мало-мальски думающий человек сходу устранил бы недоразумение, из-за которого заводу приходится страдать.
Вовк Никандр Остапович к концу дня не выглядел утомленным: в серых глазах его была живость, щеки хотя и чуть обрюзгли — годы все-таки шагнули, должно быть, далеко за пятьдесят, розовели. Он сдержанно, но достаточно приветливо встретил Егора, записал его фамилию, имя и отчество и приготовился слушать. Егора все это воодушевило и обнадежило, и он пустился излагать свою программу научного планирования, какую построил после встречи с Рубановым. Он знал, программа была неотразимой, ее нельзя провести в один, два года, но один разговор о ней, он верил, наверняка откроет ему двери к любым поправкам в нарядах, и завод получит свое — металл с «Электростали».
Егор говорил о планировании проката в тоннах, а не в сортаментах, о чем дискутировали с Рубановым, говорил о том, как планируют заготовки леса, а не учитывают, что зима будет бесснежная и срубленный лес обсохнет на берегу и погибнет. Он говорил о планировании лова рыбы — больше, больше, а перерабатывающих мощностей не хватает, и рыба потом гниет на берегу. Но план выполнен и улов вошел во всесоюзную сводку. Говорил о многом другом, что за годы накопилось в его памяти. Вовк внимательно слушал его не перебивая. Ему вроде бы даже интересно было слушать Егора. Егор сгоряча рассказал и о судьбе его «алмазного варианта». А ведь мы ратуем за новую технику и технологию и планируем их внедрение. Вовк вдруг заинтересовался рассказом Егора и попросил прислать материалы. «Только чтобы все было документировано», — предупредил он. Егор не знал еще тогда, что Никандр Остапович готовил материалы для важного документа и что документ тот, будучи обнародованным, вернет к жизни и «алмазный вариант» и посмеется над теми, кто похоронил его. Говорят, не бывает худа без добра и добра без худа. Но когда Егор закончил и подал наряд на чернореченскую сталь, которой нет в помине и не будет, и стал просить металл с «Электростали», Вовк потерял к нему интерес, глаза его потускнели, щеки обвисли и весь он посуровел и постарел.
— Говорили вы все правильно, — сказал он, возвращая Егору наряд. — А исправить это никто не может: стали нет. На сегодняшний день свободной стали нет ни грамма.
— А как же быть?
— Получить то, что вам дали. Мы, по совести говоря, и знать ничего не знаем: наряд у нас равняется натуре. Понятно? Или вы никогда не работали в снабжении?
Он не работал! Скажет же человек…
Этот нелепый вопрос Вовка, точно удар наотмашь, выбил Канунникова из седла, и он не нашел ничего лучше, как вскрикнуть в бессилии:
— Что же мне делать? Заводу что делать?
— Заводу работать, а вам возвращаться домой. Читали в газете статью? Надеюсь, да?
Егор вышел в коридор и сел на подоконник. Идти никуда не хотелось и не думалось ни о чем. День кончался. По коридору спешили к выходу работники. «Пожалуй, точнее, служащие», — подумал Егор, слезая с подоконника. И тут он увидел Вовка. Тот шел озабоченный — видно, не радовали предстоящие домашние встречи. Увидел Егора, не прошел мимо, остановился.
— Значит, научная система планирования? Кто бы знал, как это сделать в нынешних особенных условиях, молодой человек. — Он повернулся, сделал несколько шагов, но вновь остановился.
— Попробуйте побывать в Московском областном совнархозе. Может быть, что и выменяете.
И заторопился по коридору.
«Выменяете! Установка ясная».
35
— Жаль, что все легко дается только во сне…
— А что тебе сегодня снилось?
Иван не успел ответить — полные пригоршни набралось воды из крана, и он, фыркая от удовольствия, выплеснул ее в лицо. Вода прохладная, и ему приятно. Жена стояла рядом и ждала, пока он перестанет фыркать.
«И умывается он с удовольствием, — подумала она, — как и все, что делает»…
Он снова подставил пригоршни под кран и, пользуясь секундой свободного времени, повернулся к жене и объяснил:
— Да ПАКИ приснился. Чудно. Работает, как часы…
— А что, разве с ним не получается?