Ещё глоток. Покуда допозднаисходишь злостью, завистью и ленью,и неба судорожная кривизнамолчит, не обещая искупленья —сложу бумаги, подойду к окнуподвальному, куда сдувает с кровельобломки веток, выгляну, вздохну,мой рот кривой с землёй осенней вровень.Там подчинён ночного ветра свистнеузнаваемой, неистощимой силе.Как уверял мой друг-позитивист,куда как страшно двигаться к могиле.Я трепет сердца вырвал и унял.Я превращал энергию страданьяв сентябрьский оклик, я соединялостроугольные детали мирозданьязаподлицо, так плотник строит доми гробовщик – продолговатый ящик.Но что же мне произнести с трудомв своих последних, самых настоящих?
«Существует ли Бог в синагоге?..»
Существует ли Бог в синагоге?В синагоге не знают о Боге,Существе без копыт и рогов.Там не ведают Бога нагого,Там сурово молчит ИеговаВ окруженье других иегов.А в мечети? Ах, лебеди-гуси.Там Аллах в белоснежном бурнусеДержит гирю в руке и тетрадь.Муравьиною вязью страницыПокрывает, и водки боится,И за веру велит умирать.Воздвигающий храм православныйТы ли движешься верой исправной?Сколь нелепа она и проста,Словно свет за витражною рамой,Словно вялый пластмассовый мрамор,Непохожий на раны Христа.Удручённый дурными вестями,Чистит Розанов грязь под ногтями,Напрягает закрученный мозг.Кто умнее – лиса или цапля?И бежит на бумаги по каплеЖелтоватый покойницкий воск.
«Иди, твердит Господь, иди и вновь смотри…»
Иди, твердит Господь, иди и вновь смотри —(пусть бьётся дух, что колокол воскресный) —на срез булыжника, где спит моллюск внутри,вернее, тень его, затверженная теснойокалиной истории. Кювьеещё сидит на каменной скамье,сжимая череп саблезубой твари,но крепнет дальний лай иных охот,и бытиём, сменяющим исход,сияет свет в хрустальном чёрном шаре.Не есть ли время крепкий известняк,который, речью исходя окольной,нам подаёт невыносимый знак,каменноугольный и каменноугольный?Не есть ли сон, едва проросший в явь,январский Стикс, который надо вплавьпреодолеть, по замершему звукуугадывая вихрь – за годом год —правобережных выгод и невзгод?Так я тебе протягиваю руку.А жизнь ещё полна, еще расчерчен светраздвоенными ветками, ещё мне,слепцу и вору, оставлять свой следв твоей заброшенной каменоломне.Не камень, нет, но – небо и гроза,застиранные тихие леса,и ударяет молния не целясьв беспозвоночный хор из-под земли —мы бунтовали, были и прошлисквозь – слышишь? – звёзд-сверчков упрямый,точный шелест.