После потопа

– Пойду уточню наши координаты, – обратился ко мне Дэниел. Он говорил тихо и робко, будто извинялся.

Перл разжала кулаки и вскинула голову. Ее подбородок дрожал, глаза быстро моргали.

– Невозможно любить одну дочь больше, чем другую, – произнесла я. – Вся моя любовь принадлежит вам двоим. Нельзя отдавать ребенку больше или меньше – только все и сразу. Если бы я спасала тебя, Роу пришлось бы пройти через то же самое. Но вышло по-другому. – Я смахнула слезу со щеки. – Прости, что из-за меня мы попали в шторм.

– Ты меня никогда не слушаешь, – повторила Перл.

Я уловила в ее голосе интонации Джейкоба. Сколько раз он твердил мне то же самое? Я опустила взгляд и уставилась на залитую водой палубу. Как же я от всего этого устала! Делать выбор, брать на себя ответственность… На секунду захотелось погрузиться в морские глубины и скрыться от всех.

Перл шагнула ко мне и взяла меня за руку.

Я вздрогнула от ее прикосновения.

– Прости, – повторила я.

Искренне, от всей души.

Перл смахнула слезы тыльной стороной руки.

– Пойду покормлю Чарли, он голодный, – сказала она.

Я кивнула. Перл направилась обратно к трюму, спрыгнула в люк. Глядя ей вслед, я думала: как же она ошибается!

Душу разъедала горечь. Я хотела объяснить Перл: дело не в том, что я люблю Роу сильнее. Просто во мне скрываются мрачные, темные чувства, и они тоже направляют мои решения. Гнев, страх – они перемешиваются с любовью, и я не в силах отделить их от нее. Мои чувства – как море, сливающееся с небом. Не разглядишь, где заканчивается одно и начинается другое.

Перл никогда не поймет, что за бремя на мне лежит. Какой трудный выбор мне приходится делать изо дня в день. Мы живем бок о бок, но с таким же успехом могли бы обитать в разных мирах. Мы ничего друг о друге не знаем. Я скрываю от нее все так же, как моя мама скрывала от меня. А Перл? Какие у нее тайны? Что за темные потоки бурлят в ее душе, отравляют ее любовь, вырываются из глубоких расщелин, невидимых моему глазу?

Мимо меня проплыла рыбка, маленькая, серая, с раной на брюхе. По воде за ней тянулся кровавый след. Я схватила рыбу, и она забилась в моей руке. Трепетавшая чешуя переливалась на солнце.

Глава 45

Тем вечером мы выловили из моря рей и рассортировали все поврежденные снасти и утварь на две горки: что можно починить, а что нельзя. На следующий день я села на палубе и прислонилась к планширу. Займусь починкой фока. Марджан дала мне коробку с обрезками ткани, чтобы зашить дыры и прорехи.

Я размышляла, как же теперь рыбачить без даунриггера, но тут подошел Дэниел и сел рядом со мной. Я отодвинулась, продолжая класть стежки.

– Видел, ты с утра трески наловила, – начал разговор Дэниел.

Да уж, наловила: за четыре часа две рыбины. Нет, так дело не пойдет. Надо что-то придумать, а то урежут пайки, а они у нас и так небольшие.

– Томас с Уэйном почти закончили новый рей, – сообщил Дэниел. – Получился не хуже старого.

Я не ответила.

– Джесса кроит новый грот, – продолжил Дэниел. – Он, конечно, будет меньше старого. Намного меньше. Но плыть сможем.

– Надолго задержимся? – спросила я.

– Скажу так – когда придет время бросать якорь, течения будут сильнее, чем мы рассчитывали.

Я закусила губу и вдела нитку в иголку. Положила кусок парусины поверх прорехи и стала пришивать заплатку.

– Боишься, что за нами гонятся пираты? – спросила я.

Налетел порыв ветра, и парус облепил мне колени. Я выругалась. Дэниел наклонился ко мне и помог опять расстелить парус на палубе. Он двигался осторожно, будто после вспышки Перл я, по его мнению, нуждалась в особой заботе. А может быть, Дэниел понимал, как мне стыдно, что решилась плыть сквозь шторм. Этот стыд застрял у меня в горле, точно кусок пластика. Хочется вытолкнуть его наружу, но разве это возможно? Мой позор – как твердый предмет, который я случайно проглотила, и теперь он будет лежать у меня в желудке тяжелым грузом и переживет меня. Бывает, распорешь брюхо чайке, вынешь кишки, а в них мелкие, твердые куски пластика: постукивают друг о друга, а перевариться не могут.

– Немного боюсь, – ответил Дэниел. Разгладил складку и выпрямил парус. – Перед смертью мама все пела одну песню: «Будь у меня крылья, как у голубки Ноя, полетела бы через реку к тому, кого люблю я…»[10] – пропел Дэниел низким, чистым голосом. – Ей эту песню еще моя бабушка пела. А я-то был уверен, что это песня про моего отца. Про то, как мама по нему скучает.

Дэниел замолчал. Я думала, больше он ничего не расскажет, но вскоре Дэниел продолжил:

– А потом я заметил, что, когда мама поет, глаз с меня не сводит. Однажды ночью дотронулась до моего лица. – Дэниел вытянул руку и коснулся моей щеки костяшками пальцев. – К тому времени она уже теряла зрение. Казалось, мама искала меня. Она все просила: «Не уходи, не уходи». Я пообещал, что не брошу ее, но мама не успокаивалась. Только когда она умерла, я понял, что она хотела мне сказать: «Не сдавайся». Она чувствовала, что внутри у меня все заледенело. Только холод и пустота. Мне казалось, я был с мамой до конца, а на самом деле не был.