— Да, вы знаете, его книга о Пушкине, которую мы недавно переиздали, — это лучшее, что написано в эмиграции о Пушкине. Кстати, одна из статей в этой книге была заказана ему моим дедом, эмиграция объединялась, люди сближались. О Пушкине мы не говорили, а вот о Баратынском — много. Вышло как-то странно: я в свои восемнадцать, а он в свои семьдесят два, каждый со своей стороны, открывали прекрасного русского поэта. Я
привез по его просьбе стихи Баратынского, и мы восторгались его философской поэзией. Правда, о нем он так ничего и не написал. Может быть, не успел.— Ау вас-то этот интерес сохранился?
— Да, он постоянен, я и лекции читал о Баратынском, и мечтаю написать о нем хотя бы краткий этюд. После Пушкина для меня почти наравне стояли Лермонтов, Баратынский и Тютчев. Чуть дальше Фет. Поэзия Баратынского уникальна во всей европейской литературе своей афористичностью.
Но хочу вернуться к Франку. В годы войны поневоле вдалеке от своих детей он жил в бедности, печататься, разумеется, не мог. Да и раньше публикации не приносили много денег. После войны был такой печальный факт, когда ИМКА-пресс в лице Бердяева отказалась напечатать его книгу о моем деде. Бердяеву, руководившему издательством с сорок восьмого года, в то время было несозвучно то, что написал Франк. Я,
естественно, к этому печальному факту не имел никакого отношения, моя работа в ИМКе началась в 1959 году, когда издательство было передано членам «Русского христианского движения». (Кстати, в Берлине, пока оно там не заглохло, С. Франк был деятельным участником движения.) Увы, ни Франк, ни Булгаков, ни другие поистине большие русские философы не имели на Западе известности. Их знали в очень узком кругу ИМКА.Фамилия Струве иностранного происхождения. Первый Струве приехал в Россию в начале прошлого века, не желая быть солдатом Наполеона. Приехал уже сложившимся ученым и создал Пулковскую обсерваторию, положив начало целому роду — четыре поколения! — астрономов. Нам, пожалуй, наиболее известен Петр Берн-гардович Струве, «легальный марксист», помогавший Ленину печатать его первые статьи. От него пошла гуманистическая линия этой фамилии. Один из сыновей Петра Струве, Глеб Петрович, — известный литературовед, издатель Ахматовой, Мандельштама, автор единственной в своем роде книги о русской литературе за рубежом. Мой собеседник — племянник Глеба Петровича и внук знаменитого ленинского оппонента. Любопытно, что и по материнской линии Никита Алексеевич из семьи французских эмигрантов, приехавших в Россию после французской революции. Н. А. Струве родился во Франции в 1931 году. Учился во французской школе. Но одним из его внешкольных учителей был человек, имя которого известно нынче у нас лишь избранному кругу в среде творческой интеллигенции. Я помню, как лет двадцать назад впервые услышал имя Мочульского, услышал как легенду о талантливейшем литераторе, авторе великолепных монографий о Блоке, Соловьеве, Белом, Достоевском. Естественно, нам не известных.
— Думается мне, что до сих пор нет в мире более фундаментального исследования о Достоевском. Более цельного. В его книге как бы классически правильно сбалансированы все измерения великого писателя и философа, он нашел к нему наиболее глобальный подход. И все уместилось в одной монографии, в четырехстах страницах. Долго еще не появится подобная работа, поэтому тех, кому нужно узнать о Достоевском основное, главное, я всегда отсылаю к книге моего учителя.
— Но ведь исследований о Достоевском — море. Неужели оно так мелко?