Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон

Не замечая взгляда госпожи Торэм, он совершенно расслабленно отвернулся к окну. Она же поджала губы, затем посмотрела на Элейн и произнесла будто бы ей, но чтобы услышал и сын:

– Вот уж кому мы не будем доверять оценку нарядов, так это тому, кто ходит в одной и той же форме одиннадцать месяцев в году.

– Это служебная одежда, в чем еще, по-твоему, я должен ходить?

Госпожа Торэм не удостоила вопрос ответом. Судя по всему, тему она подняла не впервые.

– Как бы то ни было, дитя мое, – после небольшой паузы произнесла она, – мы сделали все возможное и превзошли мои ожидания. Ты действительно выглядишь неплохо. Наверняка я переживаю больше, чем есть поводов для беспокойства.

– Думаю, вы действительно волнуетесь не о том, о чем следует, – многозначительно отозвалась Элейн, отворачиваясь к окну.

Они уже вышли из кареты, но еще не успели пройти ко входу, как госпожа Торэм приобняла Элейн за плечи и прошептала:

– Скажи мне, что я нарядила тебя не для того, чтобы ты эффектно появилась и убила моего сына?

– Убить Ковина я могла бы и не страдая три часа, пока мне делали эту жуткую прическу, – покачала головой Элейн.

Оддин встал между ними и выставил локти, чтобы дамы могли подхватить его. Так, втроем, они вошли в особняк.

Лицо хозяина бала, увидевшего, в какой компании явилась его семья, Элейн запомнила надолго. Это была гамма эмоций: от гостеприимной улыбки к узнаванию, от него – к брезгливости, а затем – к всепоглощающей ненависти. Глаза Ковина обещали Элейн нескончаемые муки, но позже. Сейчас же он сумел справиться с собой и, натянуто улыбнувшись, поприветствовал гостей кивком. Затем поцеловал руку матери.

– Надеюсь, ты не против, что с нами сиротка Элейн из Кападонии, которую я взяла под опеку? – томно проговорила та.

Ковин стиснул зубы.

– Разумеется, – процедил он, и Элейн впервые увидела, как человек произносит слово, не разжимая челюсть.

– Она хоть и дочь главы клана, – многозначительно продолжила госпожа Торэм, – но бывала на балах непростительно редко. Пускай девочка развеется, так ведь?

На это он ответил обжигающе холодным взглядом. Затем предложил локоть и проводил в зал, где уже собрались гости. Оддин и госпожа Торэм шли следом, ни на секунду, как с благодарностью заметила Элейн, не оставляя «кападонскую сиротку» без присмотра.

– Я придушу тебя, как только будет возможность, – прошептал он так, чтобы услышала только она.

– Если будет, – мрачно ответила она и сделала шаг вперед, оставляя позади разъяренного Ковина.

Элейн понимала, что с ее стороны это была лишь бравада – и, вполне вероятно, бравада излишняя. Догадывалась и о том, что Ковин если и преувеличивал убийственность собственных планов, то лишь немного, а теперь и подавно мог загореться идеей избавиться от выскочки. Но если этот бал был последним событием в ее жизни, Элейн не могла позволить себе весь вечер терпеть угрозы и оскорбления.

Ковин оставил семью, чтобы приветствовать прибывающих гостей. Король Болтайн по обыкновению должен был явиться позже остальных, поэтому пока Элейн просто ходила следом за госпожой Торэм, кивала, делала печальное лицо и скромно отвечала на расспросы. Оддин, как она заметила, старательно отбивался от девиц на выданье и их матерей, но справлялся из рук вон плохо. Его вынудили пообещать не меньше трех танцев. Заметив, как Элейн откровенно хихикает над его неловкими и безуспешными попытками, он ухмыльнулся и сказал:

– Рано радуешься: вечер только начинается, и неизвестно, чем он закончится для тебя.

«Это точно», – подумала Элейн и посмотрела туда, где в соседней комнате Ковин встречал вновь прибывших. Внутри нее все содрогнулось, когда она заметила, что он стоял в дверях, слушая какого-то высокого господина, взгляд же – жесткий, злой – был прикован к Элейн. Она поспешно отвернулась.

Ее тоже хотели пригласить на танец, но госпожа Торэм сообщила: «Девочка находится в трауре по отцу». Это давало хороший повод избежать танцев и объяснений, почему Элейн путалась в па. Госпожа Торэм и платье ей намеренно заказала синее, допустимое по правилам этикета для девушки, переживающей утрату.

Праздник протекал весьма скучно: никто не сплетничал – по крайней мере, насчет Ковина, – ничего не происходило. Даже смотреть на Оддина, страдающего от навязанных танцев, Элейн быстро наскучило: он хорошо двигался и умел быть обаятельным и милым, даже если беседовал против воли. Девушки жеманно улыбались, после танцев кокетливо на него глядели, прикрывая румяные щеки веерами, а он беспечно кивал им в ответ, будто и не замечал особого к себе интереса.

Ковин, к счастью, все это время был занят другими гостями.

Наконец, приехал король. Церемония приветствия, на вкус Элейн, вышла затянутой. Слишком много бессмысленных перемещений как со стороны гостей, так и со стороны Его Величества. Длительное ожидание, пока королевская компания пройдет от входа к установленному для правителя трону. Реверансы, реверансы, реверансы.

Когда вновь начались танцы, Элейн вздохнула с облегчением.