– Сам не знаю, – отозвался он серьезно. А потом, после долгой паузы, продолжил: – Ладно, вы вольны выбирать свою судьбу. Знайте, что я готов помочь, если потребуется. Пришлось задержаться из-за Художника – этого душегуба, – так что я остановился в гостинице «Вереница». Ищите меня там.
С этими словами он будто бы досадливо вздохнул и вышел. Элейн тут же почувствовала себя неуютно, словно с Оддином ушла ее уверенность в себе. Он был карнаби, но ненавидеть его от души теперь, когда стала известна правда о Ковине, не получалось. И даже наоборот: его присутствие будто давало поддержку, хотя для этого не было явных причин.
Покончив со стиркой, она решила найти Ковина, прежде чем отправляться на реку. Она не хотела до следующей встречи бояться его, разговор же, казалось, мог смягчить жестокое сердце.
Хозяин дома все еще работал в саду.
– Не сбежала? – спросил он, даже не поднимая головы, видимо, угадав ее лишь по звуку шагов. – Ну и дура.
Он сидел за столом, читая какой-то документ.
– Это вы наняли меня, мой господин, почему я должна бежать?
Ковин медленно перевел на нее взгляд, вероятно, находя ответ лишенным всякой логики. Но она не могла дать истинное объяснение, поэтому сказала первое, что пришло в голову. Пускай считает бестолковой.
– Правильно, – кивнул он, вертя перо между большим и средним пальцами, – если бы попыталась сбежать, мои люди остановили бы тебя. Всю мою стражу Оддину не одолеть.
Элейн мысленно похвалила карты и себя за правильный выбор.
– Не думаю, что господин Оддин Торэм стал бы вступать из-за меня в бой. Мы едва знакомы. – Она скромно опустила голову.
Ковин лишь фыркнул, будто был совершенно уверен, что она лгала.
– Однако, – продолжил он, бросив на нее холодный взгляд, – ты нелестно отзывалась обо мне, находясь в моем собственном доме…
– Я п-прошу прощения. – Слова дались с большим трудом: было трудно извиняться перед убийцей семьи даже ради возможности отомстить.
– Тебе не дозволяется есть сегодня и завтра.
Слова были произнесены самым обыденным тоном, и Элейн сперва решила, что ослышалась или не так поняла.
– Что? – выдохнула она. Но Ковин не ответил, сосредоточив внимание на пергаменте, который читал.
Элейн так и не дождалась ответа, поэтому, прочистив горло и пробормотав «мой господин», развернулась, чтобы уйти. В спину ей раздалось:
– С тобой что-то не так, прачка.
Она обернулась. Ковин с подозрением глядел на нее, его нижние веки дрогнули, сделав прищур колючих глаз особенно хищным.
– Когда выясню, что именно… – продолжил он, заставляя ее внутренне сжаться, – скажем так, надейся, что я ошибаюсь.
Его уверенность в собственной вседозволенности вызывала в ней почти неконтролируемую ярость. Но вместе с тем Элейн сковывал необъяснимый страх. Она верила, что он говорил серьезно.
Проглотив все злые слова, рвавшиеся с языка, она кротко ответила:
– Я всего лишь прачка, мой господин, хоть немного и несдержанная. Но если ваши подозрения позволяют мне работать и жить здесь, так тому и быть. Ищите во мне дурное.
Он ленивым жестом позволил ей идти, и она поспешила прочь.
Меньше чем через час и Робо, и Мари знали, что еда Элейн не полагалась. Неуверенная, распространялся ли запрет только на кухню хозяина дома, или на таверны в округе тоже, вечером она скрылась в своей комнате без ужина. Пока что сердить хозяина было рано.
Тем временем дом готовился к балу. В имении Ковина должен был пройти званый ужин с танцами, на который ждали самого короля Болтайна. Приготовления шли уже несколько недель, но в последние дни суеты было особенно много.
Впрочем, Элейн это почти не касалось. День шел за днем, работы было много, отчего возникал вопрос: как раньше здесь работали только Каталина и Марта? И все же, несмотря на тяжелый труд, Элейн удавалось находить силы и время на то, чтобы поболтать с обитателями дома.
Кто-то рассказывал совсем незначительные вещи, вроде того, что хозяин никогда не ложился раньше полуночи или что однажды за какую-то оплошность он плеснул слуге в лицо горячий воск от свечи.
Другие делились более полезными историями. Например, Элейн выяснила, что у Ковина была жена, которая не так давно умерла от неизвестной болезни, и многие считали, что сам хозяин приложил к этому руку. Почему все так считали, разузнать не получилось, но так ли это было важно? Само то, что подобное мнение существовало и было довольно популярным, многое говорило о личности Ковина Торэма.
А
В один из дней, вновь сокращая путь от реки к дому Торэма через мрачную улочку, Элейн и Каталина встретили Ллойда.
– Я так рада тебя видеть, – искренне сказала Элейн, ставя телегу.
– Не более, чем я рад встрече. – Он прижал ладонь к сердцу. – Как продвигаются твои дела?