Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон

– Позабавься с ней как следует прежде, чем отправишься в объятия бездны.

– Поймаем Художника, и я весь твой, – ровным голосом отозвался Оддин.

Наконец Ковин ушел. Элейн чувствовала себя виноватой: это она неосторожно втянула Оддина в опасный разговор, и теперь его ждали неприятности.

– Простите, – пробормотала она.

Он удивленно поднял брови, затем приложил ладонь к уху и отозвался:

– Не расслышал, вы сейчас извинились перед дикарем-карнаби? Могли бы повторить погромче?

Элейн насупилась.

– Скажите-ка мне, что теперь собираетесь делать? – продолжил он.

– А вы?

Оддин снова изобразил удивление, а затем махнул рукой:

– Не обращайте внимания, Ковин любит добавить немного драматизма в общение со мной, но с тех пор, как я научился обращаться с саблей, обычно это просто угрозы.

– А что, если в этот раз он серьезно? – уточнила Элейн, сама не понимая, когда это начала беспокоиться о человеке, которого меньше недели назад подумывала убить.

– В моей жизни крайне мало того, о чем, потеряв, я буду сожалеть. Единственный важный для меня человек – моя мать, и, к счастью, она у нас с Ковином общая. Но… – Оддин подошел к Элейн. – Вы – другое дело. Вас он сожрет и не подавится. Так что почему бы вам не собрать вещи и не сбежать отсюда? Я могу найти попутчика в Альбу, отыщете там нормального хозяина.

Он чуть задумался:

– Вероятно, я даже смогу порекомендовать вас одному приятелю…

Она вздохнула. Разумеется, предложение о работе принимать она не собиралась, но вот вопрос о том, стоило ли оставаться в доме мормэра, действительно оказался непростым.

Ковин был груб, безжалостен, явно скор на расправу. Страх перед ним, кажется, находился за гранью разумного. Все ее существо сжималось, когда она вспоминала, как этот карнаби пронзил саблей сначала ее отца, затем братьев. Ей казалось, она ощущала холодное лезвие, проникающее и в ее плоть. Обжигающее болью, лишающее сил. И, несмотря на ненависть, она боялась так, что порой становилось трудно дышать.

Нужно было обратиться к картам. Не до конца понимая, почему, Элейн попросила Оддина дождаться ее. Сама же поспешила в свою комнату.

Там на кровати спала Каталина: светлые волосы разметались по подушке, лицо все еще было мокрым от слез. Стараясь не разбудить девушку, Элейн достала колоду.

В зале с витражом мужчина в дорогом наряде стоял у надгробия. Искусно вырезанное из камня, оно изображало лежащую женщину. На лице мужчины залегли тени; можно было сказать, что его терзала боль утраты.

Глава пятая,

в которой Элейн строит планы

В зале с витражом мужчина в дорогом наряде стоял у надгробия. Искусно вырезанное из камня, оно изображало лежащую женщину. На лице мужчины залегли тени; можно было сказать, что его терзала боль утраты.

Элейн так и не смогла проститься с семьей. Возможно, кто-то позже похоронил их всех в семейном склепе. Она никогда не думала об этом. Для нее все просто закончилось в тот день, и на десять лет она погрузилась в небытие.

Ее сердце отозвалось ответной скорбью на скорбь мужчины. Элейн показалось, что он чувствовал себя одиноко, как и она все эти годы.

В карте она увидела напоминание о том, что сделал с ее жизнью Ковин Торэм. Она увидела себя, оплакивающую родителей, братьев, малыша Донни, друзей, всех жителей Думны, которых безжалостно убил отряд карнаби во главе с Ковином. И эта скорбь – все, что у нее осталось. Она должна была идти дальше, чтобы заставить убийцу заплатить.

– Я справлюсь, – сообщила она, вернувшись к прачечной.

Оддин терпеливо ждал в коридоре. Услышав эти слова, он сжал ее плечи, отчего она скривилась:

– С чем справитесь? С ума сошли? Куда вы ходили, к колодцу бессмертия? Пойдемте со мной, я смогу защитить вас.

Элейн покачала головой, высвобождаясь.

– Вы не должны беспокоиться обо мне, я всего лишь прачка, случайно оказавшаяся на вашем пути. Ступайте, а мне нужно продолжить стирку.

Он казался растерянным и, похоже, не знал, как поступить.

– Можете просто пойти погулять ночью по Нортастеру, – предложил он, заходя в прачечную следом за Элейн. – Там всего лишь бродит убийца, который охотится на девиц, но это ничто по сравнению с тем, чтобы оставаться в доме Ковина.

Она хмыкнула, намыливая рубашку:

– Я десять лет живу одна, уж как-нибудь разберусь и теперь.

Оддин задумчиво почесал шею:

– Если я просто уйду, а Ковин вас убьет, выйдет очень глупо. Я не смогу сказать, что предупреждал, вы не сможете язвительно ответить. Давайте не будем создавать такую неприятную ситуацию.

Элейн чуть улыбнулась, не прекращая работу.

– И чего вы за меня уцепились? – спросила она лукаво.