Она не знала, почему думала, будто он станет ее прикрывать. Просто теперь, познакомившись с его братом, начала верить, что Оддин действительно был приветливым и добродушным малым.
Он и вправду ничего больше не добавил, лишь протянул задумчивое «Ммм».
– Так что до Альбы мой путь более не лежит, – продолжила она, намереваясь закончить разговор. – Спасибо, что предложили тогда проводить. Я остаюсь в Нортастере.
Она сделала пару шагов назад.
– Как и я, – проворчал Оддин недовольно.
Элейн, просто из вежливости, отозвалась: «В самом деле?»
– Душегуб, из-за которого я ездил в Кападонию, объявился в Нортастере.
Она снова шагнула ближе к мужчинам.
– Ох, это тот, кто убил Лану?
Оддин явно заинтересовался:
– Вы знали девушку?
– Лично – нет, но другая прачка господина Торэма, Каталина, была ее близкой подругой. Они вчера ходили вместе на танцы.
Оддин выразительно взглянул на Ковина.
– Ну, опроси ее, – безразлично махнул тот двумя пальцами. – Что ты у нее хочешь узнать, непонятно. Кроме безудержных рыданий, едва ли услышишь хоть что-то.
– Любые показания могут дать подсказку.
– Я и вижу, ты в этом деле разбираешься, – язвительно произнес Ковин. – Напомни, братец, сколько ты его уже ловишь? Год? И жертв за это время было больше пятнадцати, верно?
Оддин чуть нахмурился. Элейн же удивленно выдохнула:
– Пятнадцать? – Кровь застыла в жилах, когда она представила, что где-то рядом ходил еще один безжалостный убийца, будто Ковина мало. – Но откуда вы знаете, что это один и тот же человек?
– Он оставляет рисунок на груди и животе жертв, вырезает клинком.
– Слишком много сведений для ушей прачки, – резко сказал Ковин, а затем все теми же двумя прямыми пальцами подал Элейн знак уйти: – Пошла прочь.
Не привыкшая к такой грубости, она рассерженно выдохнула, но говорить ничего не стала. Сдержанно изобразив книксен, Элейн поспешила в дом. Уходя, она услышала слова Ковина:
– И чего тебе надо от меня?
– Содействие вашей полицейской управы. Вели им подключиться к моему расследованию и направить все силы на поимку душегуба.
Она уже не слышала, что ответил Ковин.
Наконец ей удалось найти Робо и справиться о постельном. Тот позволил отложить смену до понедельника, и Элейн отправилась в прачечную. Здесь, в доме Ковина, стирали мылом. Коричневые бруски лежали на полке аккуратными башенками. Прислуги у Ковина было больше, чем у хозяина в Лимесе, поэтому прачки могли попросить кого-то из мужчин натаскать воды в чан. Хоть какая-то помощь!
Когда большая бадья оказалась полна воды, нужно было зажечь огонь. Элейн отправила мальчишку на кухню, чтобы он поджег лучину, а сама попыталась успокоиться. И все равно, когда огонь под чаном разгорелся, она почувствовала, как зачастило сердце. На лбу выступила испарина, ладони увлажнились. В памяти вновь всплыло воспоминание: она бежит мимо дома, в котором заживо горят люди, а солдаты-карнаби не позволяют им выйти, останавливая острыми саблями.
Пока вода грелась, в маленькой комнатке было жарко, открытое окошко не спасало. Элейн встала в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку, ожидая, когда можно будет потушить огонь.
Она так глубоко задумалась, что не замечала ничего вокруг. Поэтому вздрогнула, когда кто-то проговорил почти в самое ухо:
– И что здесь происходит?
Элейн резко обернулась. Пару мгновений потребовалось, чтобы понять, кто из братьев оказался перед ней.
Они отличались, безусловно. Увидишь рядом, не ошибешься: Ковин – более худосочный, бледный, хмурый, со злым взглядом, светлые волосы короче, хотя он тоже убирал их назад, оставляя заметным клин на лбу. По Оддину же было видно, что он проводил на улице гораздо больше времени: и кожу покрывал загар, и в целом вид был более здоровый, цветущий. В плечах куда шире, он явно отдавал предпочтение физическим упражнениям, а не сидению за столом. Пальцы у Оддина ничем не выделялись, тогда как у Ковина мизинцы и безымянные вечно были скрюченными. Элейн почему-то представлялось, что вот эти три, что разгибались, были у Ковина очень сильными и костлявыми и что, если бы он, например, схватил ее за руку, остались бы синяки.
Однако в полутьме перепутать Торэмов нетрудно.
Более мягкая линия рта и спокойный, если только слегка заинтригованный взгляд дали Элейн понять, что, к счастью, перед ней был Оддин. Она невольно издала облегченный вздох.
– Вы про что, господин Торэм?
Он указал пальцем на ее волосы:
– Скажите мне, если я ошибся и неправильно понял ваши знаки. Вы не пытаетесь скрыть от моего брата, что родом из Кападонии?
– Вы довольно умны для карнаби, – фыркнула она, делая шаг назад, в глубь прачечной.
Оддин удивленно поднял брови:
– Чем я заслужил ваши оскорбления, милая девушка?
– Для того не требуется никаких заслуг, это честь раздается вам по праву рождения. Ступайте, у меня полно работы.
Ей просто не хотелось выдумывать объяснений, а мягкость Оддина будто бы позволяла разговаривать с ним строго и даже грубо.
У него, впрочем, было другое мнение на сей счет. Он шагнул еще ближе и, уперев руки в бока, тихо, но решительно заявил: