Последняя капля сталактита (Триптих "Время драконов" часть 3)

— НО ЕСЛИ Б Я НА САМОМ ДЕЛЕ ДО СИХ ПОР НЕ ВЫШЕЛ ИЗ-ПОД ЗЕМЛИ???

: Ведь по Журналу я и не вышел... Как вошёл месяц назад — расписался о входе, и никто за этот месяц в Ильях не был; так уж склалось,– я писал о “спаде” нашего общего хождения,— так что та моя “входовая запись” в Журнале была последней, и в ней — предупреждение, что погружаюсь на большой срок...

: И мне становится страшно.

— А зачем их вообще взрывать? — неожиданно для самого себя вдруг интересуюсь я у т. Ковалевского,— может, пусть стоят эти пещеры, как стояли?.. Вреда от них никакого... В крайнем случае можно дверь во вход навесить — как на Западе делают, чтоб детишки случайно не залезли, не заблудились. Когда я работал этим летом в Калифорнии,– начинаю вещать я, и лица присутствующих уважительно вытягиваются — одновременно вниз и в моём направлении,–

: ВДРУГ ВООБЩЕ УДАСТСЯ ОТМЕНИТЬ ВЗРЫВ???

А дверь... Её ещё в план работ соответствующего СМУ включать надо — и проект года два готовить... А какому СМУ с такой мелочёвкой возиться охота? “Здесь вам не Запад”.

..: т. Ковалевский мнётся, роется в каких-то бумагах — но всё-таки отвечает:

— Есть постановление горсовета, и оно завизировано подписью Председателя,— пытается отмазаться он.

: “Отмазывается”.

— И вообще: в последнее время там участились несчастные случаи, травматизм... Вот у меня и официальный документ есть,— он показывает какую-то бумагу с печатью.

: Очень знакомая печать...

— Разрешите взглянуть? — деловито осведомляется Пищер и забирает из враз ослабевших пальцев т. Ковалевского этот документ — судя по всему, ту самую “телегу” на нас. То есть обоснование этого варварского и циничного акта. Что там — насрать во вход...

... ПРОСТО ФИГНЯ.

Вот это — цинизм: “травматизм усилившийся”...

— При людях внизу, о которых их ясно предупредили.

— Да что: наша анитигэбэшная мулька,— когда я сам запросто мог ещё ползать по каким-нибудь дальним лабиринтам, наслаждаясь покоем, Басё и плэером с десятком любимых записей?..

: Чёрта-с-два меня нашёл бы их липовый “спасотряд”. Как и “базу” мою. Этой части Системы они вообще не знают — хотя бы потому, что никто, кроме меня и Керосина не знает о ней — об этом небольшом, но интересном продолжении Ильей в сторону...

— И дома я до сих пор не был. Проверить это для ГБ было — сущие пустяки: семь раз повернуть диск телефона после того, как “спасотряд” героически доползёт до Журнала...

..: Меня снова начинает трясти — однако эмоции приходится держать в себе.

Я сдерживаюсь, и мы продолжаем работать: уменьшаем массу зарядов, их количество и места закладки, экономя стране дорогостоящий амонит — и спасая родные Ильи.

В результате чего в 16.00 ДЕСЯТОГО ДЕКАБРЯ ОДНА ТЫСЯЧА ДЕВЯТИСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОГО ГОДА В МЕЖДУНАРОДНЫЙ ДЕНЬ ЗАЩИТЫ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА в окрестностях Ильей взлетают на воздух все лисьи и кротовые норы, каверны, промоины, провалы в земле и просто скальные обнажения, не имеющие никакого отношения к Ильям — в том числе пяток погребков ничего не подозревающих ильинских колхозников — и лишь один действительный вход в Ильи: тот самый, что мы прокопали своими руками во время Зелёной войны.

: СВОИМИ СОБСТВЕННЫМИ РУКАМИ —

: Никогда там раньше — до нас — не было входа. И не будет больше — теперь...

..: Я помнил, как Хмырь первым выкопался из него на поверхность. Он в тот выезд опоздал — приехал поздно, когда уже начинало темнеть,— и к его приезду мы вдоволь “наломались” в раскопе, вознаградив себя за труды красным лучом света, что ударил в раскоп — прежде никогда дневного света не видевший — из пробитого ломом отверстия в стене... Был час заката, и солнце, садясь, будто специально брызнуло на секунду из-за туч с самой линии горизонта —— попав в это маленькое отверстие. Мы не стали его расширять, потому что на поверхности было ещё слишком светло, и нас вполне могли увидеть “левые”...

И пошли на поверхность готовить ужин. В немного трепетном настроении. А по дороге встретили Хмыря — он летел нам навстречу, чтобы принять участие в раскопках. Решили, что он не спеша расчистит всё внизу, затем расширит отверстие,— к этому времени как раз стемнеет,— и придёт за нами.

И всё ждали, ждали его у костра в молчании...

Он подошёл — тихо-тихо — и сказал: «ну, пошли, что-ль... обновим с поверхности»,—

— И мы пошли. Было новолуние, ночь, небо затянуто облачной мглой, темнота, и не было видно ни зги — мы боялись включать свет, чтобы не привлечь к себе случайно внимания “левых”...

— И потому долго искали его в темноте на ощупь “сверху”, с поверхности,— и никак не могли найти, ползая в зарослях бузины, черёмухи и крапивы в рост человека... И как-то вдруг, внезапно, провалились вниз — внутрь — впервые...

: ЭТО БЫЛ НАШ ВХОД, И МНЕ БЫЛО СТРАШНО — ДО ТОСКИ, ДО БОЛИ, ДО СЛЁЗ — ОТДАВАТЬ ЕГО ИМ.