Последние бои на Дальнем Востоке

Через несколько дней стало известно, что придет американский миноносец, чтобы повести нас в карантинный порт Маривелес. И действительно, вскоре миноносец подошел ко входу, спустил две моторные шлюпки, чтобы они мерили глубину для него, и самым малым ходом двинулся вперед. Но на половине пути, как-то развернувшись винтами, вышел в открытое море. Я думаю, что командир миноносца был потом немного сконфужен, когда мы стали выходить один за Другим кильватерной колонной нашим средним ходом.

Переход в Маривелес был коротким и спокойным. Там нас всех свезли на берег для обкуривания публики и кораблей. На этом наши мытарства закончились, и мы оказались в руках американских властей.

С. Рождественский{149}

Последний день на родине{150}

…Серое осеннее утро 2 ноября 1922 года. Наш дивизион бронепоездов земской рати (так тогда назывались остатки белых армий в Приморье) в пешем порядке вытянулся на дорогу из русского Хуньчуна, вернее, из здания русской таможни и пограничного поста, направляясь в сторону китайской границы и города Хуньчуна.

Кругом голые сопки, а позади синели в дымке горы. Там – наш Посьет, Ново-Киевское, а еще дальше, через залив – Владивосток. Там оставленная нами Родина!..

Незаметно перешли границу Китая, но земля одна и та же: кругом поля гаоляна и выжженная солнцем трава. Ни китайцев, ни корейцев не было видно.

Мы шли дальше. Впереди от нас, на дороге, происходила сдача оружия. Наконец, вдоль дороги показались китайские солдаты, рассыпанные в цепь с винтовками на изготовку, по-видимому, на всякий случай. Вдоль дороги лежали в кучках сложенные винтовки, патроны, гранаты, а отдельно – пулеметы и ящики с патронами. Китайские солдаты спешно грузили все наше сданное оружие на арбы и увозили в Хунь-чун. Кругом гортанные крики китайцев, ругань и шум. Для китайцев наше оружие – большая пожива.

Мы подошли еще ближе. Наш отряд быстро окружили китайские солдаты. Все они, действительно, походили на фазанов (их так прозвали в Приморье): серые мундиры, меховые шапки-малахайки с болтавшимися наушниками и шнурками. Наши солдаты бросали винтовки по одну сторону дороги, на другую патроны и гранаты. Пришлось и мне расстаться со своим карабином с патронами.

Китайский солдат, подойдя вплотную ко мне, бесцеремонно хлопал руками по карманам шинели, ища, вероятно, револьвер. Наконец он махнул рукой, и я пошел дальше. Между прочим, под моей шинелью, между лопатками, у меня остался привязанный за шею плоский браунинг с двумя обоймами патронов.

Мы все стояли хмурые и молчаливые, наблюдая, как происходила сдача оружия и росли горы оружия на китайском поле. Бойкий китаец-переводчик утешал нас: «Все получите обратно, когда будете служить у нашего маршала Чжан Цзолина!»

Наконец, мы двинулись, теперь уже облегченные и без оружия, дальше, на этот раз с китайскими конвоирами и конными солдатами. Перешли по понтонному мосту, построенному нашими саперами, через реку Тумень и свернули с главной дороги направо, на корейские фанзы. Деревушка, куда мы пришли, называлась Там-Путэ. Здесь и была наша стоянка.

Все местные корейцы вышли из фанз на улицу и что-то кричали, размахивая руками. На улице стоял шум и гвалт. И китайцы, и корейцы кричали и ругались. Мы продолжали молча стоять. Вечерело и становилось уже холодно. Китайский офицер с солдатами и переводчиком довольно грубо начал отталкивать хозяев корейцев от фанз и вводил нас по группам в фанзы.

– Тут ваша спи! – приказал он, – а корейски люди будут молчать!

Лаяли собаки, ревели детишки, кричали женщины. Но через час-два все как будто бы утряслось и успокоилось. Корейцы, видя, что сопротивление бесполезно, забились в углы фанзы и тихо переговаривались. Зато мы все уже были под крышей и в тепле. В нашей фанзе кашевары принялись за варку ужина. В большой котел, вмазанный в кан (лежанку), засыпали крупу-чумизу.

Мы расположились, лежа вповалку. В фанзе окон не было, а дверь была заклеена светлой бумагой, через которую было видно, как кончался день. Мы получили приказ выставить караулы на ночь, хотя бы с палками. Наша деревушка Там-Путэ находилась всего в 5 верстах от границы. Мы лежали и гадали: нападут на нас красные, нарушив китайскую границу, или побоятся?

Позвали на ужин: каша-чумиза и кипяток. Кто-то угощал сухарями и сахаром, нашелся и чай. Но есть не хотелось. Приготовил постель. Под голову положил вещевой мешок, ватник вместо перины, а шинель – одеяло. Но до сна далеко. «Не может быть, чтобы мы ушли сегодня навсегда, – думалось мне, – не может быть, это лишь временно!»

В фанзе постепенно наступила тишина, лишь дежурный, сидевший у котла, подбрасывал сухие ветки в огонь. Корейцы, сидевшие в углу, отдельно от нас, успокоились. Их мы угостили чаем с сахаром и сухарями.