– Имей терпение… – продолжала колдунья, – умоляю тебя, выслушай меня… Я полюбила, а другая похитила у меня сердце моего избранника, хотя я была красивее ее, клянусь Немезидой, красивее! Я была родом из мрачного племени этрусков, где почти всем известны тайны черной магии… Моя мать тоже была колдуньей: она разделяла гнев своей дочери. Из рук ее я получила зелье, которым я могла снова приворожить моего возлюбленного, от нее же я получила и яд, чтобы погубить мою соперницу. О, отчего не раздавят меня эти ужасные стены! Мои дрожащие руки ошиблись пузырьками, мой любовник действительно упал к ногам моим, но мертвый!.. С тех пор чем была для меня жизнь? Я сразу состарилась, отдалась всей душой колдовству, присущему моему племени. Повинуясь непреодолимому влечению, я наложила на себя страшное наказание: я продолжаю отыскивать самые вредоносные травы, составляю яды, и до сих пор мне все кажется, что они предназначаются для моей ненавистной соперницы. Я разливаю их в склянки, воображая, что они обратят в прах ее красоту, – но вдруг пробуждаюсь и вижу перед собой покрытые пеной уста, угасающий взор и предсмертные корчи моего Авлия – убитого… мною!
Все тело колдуньи, тощее, как скелет, корчилось точно в судорогах.
Арбак бросил на нее взгляд, полный любопытства и вместе с тем презрения.
«И этому гнусному существу тоже знакомы человеческие чувства! – думал он. – И в ней тлеет тот самый огонь, который пожирает Арбака! Все мы таковы… Таинственные узы человеческих страстей связывают между собой и великих, и малых…»
Он ответил не сразу, дав старухе время оправиться и прийти в себя. Она сидела, покачиваясь на своем табурете и устремив свои стеклянные глаза на пламя очага: по мертвенным щекам ее текли крупные слезы.
– Печальна твоя история, надо сознаться, – заговорил наконец Арбак. – Но такие волнения пристали только молодости, – лета должны закалять наши сердца против личных волнений. Подобно тому, как с каждым годом прибавляется новый слой на чешуе черепахи, точно так же с летами должна становиться более непроницаемой броня, охраняющая наше сердце. Полно, брось эти бредни! А теперь выслушай меня еще раз. Во имя мести, которая была так дорога твоему сердцу, я приказываю тебе повиноваться! Ведь и я пришел к тебе с целью добыть средство для мщения. Этот юноша, который встал мне поперек дороги, расстроил мои намерения, несмотря на все мои козни, это созданье, одетое в пурпур и золото, улыбающееся, но бездушное и бессмысленное, не имеющее ничего, кроме красоты – проклятой красоты! Это ничтожное насекомое, это Главк… Клянусь Орком и Немезидой, он должен умереть!
Оживляясь при каждом слове, позабыв о своем недуге и о своей странной собеседнице, обо всем на свете, кроме своей собственной мстительной ярости, египтянин расхаживал крупными, быстрыми шагами по мрачной пещере.
– Главк?… Ты сказал Главк… О, могущественный повелитель! – с жаром воскликнула волшебница. Ее тусклые глаза вспыхнули яростной злобой, как это бывает у всех одиноких, отверженных отшельников, при воспоминании об обиде, хотя бы самой пустой.
– Да, так зовут его, но что тебе в имени? Чтобы через три дня его не было в живых!
Колдунья глубоко задумалась.
– Выслушай меня, – проговорила она после непродолжительного молчания, – я в твоей власти, я твоя раба! Но пощади меня! Если я дам этой девушке яду, который должен погубить Главка, меня наверное поймают – мертвые всегда найдут мстителей. Мало того, о, страшный человек, если узнают о твоем посещении и о твоей ненависти к Главку, тогда тебе понадобится все могущество твоей магии, чтобы спасти самого себя!
– А! – воскликнул Арбак, пораженный этими словами.
В ослеплении страсти и мщения он до сих пор ни разу не подумал о риске, которому подвергался, прибегнув к такому способу мести.
– Но, – продолжала ведьма, – если вместо яда, останавливающего биение сердца, я дам ему снадобье, которое сушит и притупляет мозг, которое сделает этого человека никуда не годным, существом отвратительным, тупым полоумным, то разве месть твоя не будет удовлетворена, и цель твоя не будет достигнута?
– О волшебница! Отныне ты уже не слуга, а сестра, существо равное Арбаку, насколько ум женщины изобретательнее нашего, даже в мщении! Ведь такое наказание, на мой взгляд, хуже смерти!
– И вдобавок, – продолжала старуха, смакуя свой гнусный план, – в таком случае мы не подвергаемся большой опасности, ведь наша жертва может точно так же сойти с ума от тысячи других причин, до которых люди не станут докапываться. Он мог встретить в виноградниках нимфу[18]
, а иногда и вино производит такое же действие. Ха, ха! Люди никогда не вникают слишком усердно в дела, в которых, может быть, замешаны боги. Даже в худшем случае, если узнают, что это действие любовного зелья, так что же? Сумасшествие – обычный результат этих зелий, и к красавицам, прибегающим к таким средствам, всегда относятся снисходительно. Что ты на это скажешь, могущественный Гермес? Не правда ли, я хитро придумала?