Последний герой нашего времени

"Вы не должны узнать то, что знаем мы, — отчётливо прозвучало в сознании Вадима, — этот квас не про вас. Что я сделаю для людей…".

Он боялся, что выступ на торце "зажигалки" не нажмётся, но это опасение оказалось напрасным — выступ легко подался под его пальцем и плотно вошёл внутрь цилиндрика.

* * *

"Не успели, — думал капитан Матвеев, сумрачно глядя на огромную чёрную воронку, по склонам которой стекали струйки тяжёлого сизого дыма. — Рвануло, как термобарическая боеголовка: джип разнесло на атомы и всё вокруг выжгло метров на сорок. Чёрт бы побрал эту волонтёрскую самодеятельность — надо было нам звонить, а не играть в ловца шпионов".

Он шевельнул носком ботинка оплавленный клочок металла, зарывшийся в горячий пепел, и, обходя кучки тлеющего мусора, пошёл к ожидавшей его машине.

* * *

— Примите наши соболезнования, Лидия Сергеевна. Ваш муж спасал очень крупного учёного, Александра Николаевича Свиридова, сделавшего исключительно важное открытие мирового значения. Этим открытием пытались завладеть наши враги, но они просчитались — ваш муж встал на их пути. Вадим Петрович Костомаров погиб как герой.

— Я знаю, — тихо сказала женщина в чёрном.

Дети нового мира

Белая чайка резко спикировала, чиркнула по поверхности воды и взмыла вверх, унося в клюве серебряную полоску. От синих монастырских куполов, скрытых за густыми кронами деревьев, донёсся гулкий голос колокола.

У самой кромки воды бегали мальчик и девочка лет шести, выбивая босыми ногами сверкающие капли. Ещё одна девочка — ей было года три — устроилась поодаль, вдумчиво изучая божью коровку, ползущую по травинке. Время от времени она отрывалась от своего занятия и, надув пухлые губки, с детской ревностью посматривала на мальчишку, которому почему-то интереснее было бегать по песку с девочкой постарше, чем сидеть рядом с ней и разглядывать букашек. А на выбеленном прибоем бревне сидели две женщины в длинных юбках и тёмных платках. Они не были ни монашками, ни послушницами, но на острове даже трудницы блюли устав монастыря, избегавшего мирских соблазнов.

— Я в Североморске связисткой была, по контракту. Гарнизонная жизнь — не сахар, а только у нас Дону она тогда тоже была не мёд с патокой. Вот я и завербовалась-подписалась, — Ольга поправила прядь чёрных волос, выбившуюся из-под платка. — А в Диму я влюбилась сразу, с первого взгляда, словно в омут упала с головой. Он был какой-то, — она запнулась, подбирая сравнение, — как открытая рана, что ли, тронь — и сразу больно. И глаза у него — я как их первый раз увидела, тут же и поняла: люди с такими глазами долго не живут. У меня ведь бабушку на хуторе колдуньей звали, и я у неё кое-чему научилась. Ходила я за ним как тень, при каждом случае старалась на глаза ему попадаться, да только Дима мой отрешённый меня и не замечал. Виделись мы с ним часто — лодка их всё у пирса стояла, — да толку-то. И лишь разочек я своего таки добилась. Мы ведь, казачки, настырные, — она улыбнулась своим воспоминаниям.

— На двадцать третьего февраля в Доме офицеров праздник был — гуляли. На меня там многие глазели, а я всё своего желанного выглядывала. И догляделась — пригласила на белый танец. Дима мой тогда выпил немного, отмяк, холод его нутряной отступил ненадолго, да и я постаралась — зря, что ли, колдуньина внучка? Увела я его, как коня на аркане. Лариске — это подруга моя, жили с ней в одной комнате, — строго наказала до утра домой не показываться. Так ей и сказала: "Хоть на снегу ночуй, а нам не мешай!". Ох и любила я его… — синие глаза Ольги подёрнулись дымкой. — Те часы минуткой пролетели, хоть и шутила я: мол, не спеши, милёнок, полярная ночь длинная. Да только счастье моё вышло коротким…

Юля слушала, опершись локтями в колени и положив подбородок на кулаки.

— Не стал он со мной дальше хороводиться. Так и сказал: "Не люблю я тебя, а просто так — не хочу. Нечестно это — ты уж меня прости". Я тогда аж заледенела — утопиться думала, честное слово. А когда узнала, что беременна, аборт хотела сделать. Диме-то я не говорила, чтоб не думал, будто я через это в жёны к нему навяливаюсь. Не сделала — уехал он в Питер, мать хоронить, и не вернулся. А потом я узнала, что взорвал он себя на бирже вместе с клопами-спекулянтами навроде тех, что Обвал устроили, только рангом пониже. И решила я тогда дитё его сохранить и вырастить. И сохранила я Анюту, — она посмотрела на девочку, бегавшую у воды, — и выращу.

— Постой, постой, так этот парень, который… Это и был твой Дмитрий?

Ольга молча кивнула.

— Тесен мир… А как ты здесь оказалась?