Последний герой нашего времени

— Все мы божьи дети, святой отец. Наши с Юлей мужья погибли ради дела, которое мы с ней должны продолжить и довести до конца. И мне важно ваше слово, отец Арсений.

— О каком деле идёт речь?

"Всё, — подумала Лидия, — отступать некуда. Если мне не удастся его убедить, и он меня не поддержит или, хуже того…".

— В вашем монастыре нашли приют около ста детей-сирот, потерявших родителей в злое Время Тьмы. Мы хотим вырастить их них настоящих людей, достойных будущего.

— Какие могут быть сомнения в праведности такого намерения? — настоятель слегка развёл руками. — Вы — и ты, и твоя сестра по несчастью, и Ольга, — чисты душами: я видел. Растите — я буду только рад.

— Не всё так просто. Речь идёт не только о воспитании этих сирот, но и об изменении их натуры — генетически. У нас есть препарат, способный изменить этих детей и превратить их в настоящих людей, которые если и появлялись раньше, то крайне редко. Таких людей называли святыми.

— Святость достигается молитвами и трудами во славу Господа нашего, — глаза отца Арсения недобро сузились, — а не колдовскими снадобьями! Всевышний создал людей по образу и подобию своему — тебе ли оспаривать его замысел?

— Люди несовершенны — в божий промысел вмешался Сатана! Святой отец, вы ведь не против лекарств от болезней, не против прививок, — почему нельзя дать людям лекарство для душ? Это не колдовство — это наука. Удобренный садовником цветок пышнее — разве не так? Неужели вы не видите, куда катится мир? И если падение в пропасть можно остановить, то не божьей ли волей попал в наши руки этот препарат? В наши — мы чисты душами, вы же сами сказали, — а не в чьи-то ещё! И не божья ли воля привела нас сюда, в этот монастырь?

Монах молчал, и по лицу его ничего нельзя было понять.

— Мы ухаживаем за сиротами, — продолжала Лидия, — и нам ничего бы не стоило тайком добавлять им в пищу наш препарат. Но мы не хотим обмана, святой отец, — на лжи не выстроишь правды. Поэтому я и пришла к вам — испросить вашего разрешения.

— Что это за препарат?

— Генный модификатор. Через год приёма у детей в возрасте до десяти лет он меняет генотип — они становятся невосприимчивы к болезням, они становятся умнее и физически крепче. У них пробуждаются скрытые способности организма, но главное — они получают своеобразный иммунитет против негатива. Для этих детей неприемлемы зависть, жадность, ложь и злоба — они чисты душами, чисты по-настоящему! Из них вырастет первое поколение новых людей — людей, которым предназначено спасти наш больной мир. Да, их надо ещё воспитать, но это уже…

— Откуда тебе известно, какими они станут?

— Мой сын. И Даша, Юлина дочь. Посмотрите на них — неужели на этих детях лежит печать Тьмы?

— Я видел, — задумчиво проговорил отец Арсений, — они светятся. Я ещё подумал — если бы на землю спустились ангелы, они приняли бы облик этих детей. Так вот оно в чём дело…

— Да, святой отец. Ваня уже закончил принимать препарат, и Даше до конца приёма осталось совсем немного. А теперь скажите, не богоугодное ли это дело — спасти людей от самих себя?

— Святая церковь не одобряет экспериментов над человеческой природой.

— А хирургическая операция — разве это не вмешательство в человеческую природу? Если человек болен телесно, его можно и нужно лечить, а если он болен духовно, то лечение недопустимо? А разве святая церковь не лечит души, смиряя низменное и вмешиваясь таким образом в человеческую природу? Это не эксперимент — это спасение, ниспосланное свыше! Я многое знаю о вас, отец Арсений, — вы привечали сирых и убогих, помогали страждущим, лечили наркоманов и не пресмыкались перед сильными мира сего. Вы один из немногих священнослужителей, не забывших изначальную цель христианства, погребённую позже под грудами наносного мусора.

— Не кощунствуй, дочь моя! — предостерегающе произнёс настоятель.

— Я говорю правду, и вы это знаете. Сатана наступает — кто его остановит? Время Тьмы — это только начало, репетиция. Чёрная волна отхлынула, но она вернётся — вернётся, чтобы затопить весь мир. И это вы тоже знаете, святой отец. Наши с вами пути пересеклись не зря — благословите наше дело. А если нет, — она опустила голову, — то позвольте нам уйти и самим встретить свою судьбу.

* * *

Выйдя из храма, Лидия чуть прищурила глаза от солнечного света, лившегося с неба, и глубоко вздохнула. Руки и ноги её слегка дрожали, словно она долго несла тяжкую ношу и наконец-то донесла.