Последний койот

— Не могу. Дай мне пятнадцать минут. Я перезвоню. Я не могу сейчас разговаривать.

В трубке повисло молчание, потом она произнесла:

— Босх, без десяти шесть — это самый крайний срок. Не успеешь — пеняй на себя.

Они наконец доползли до съезда; до его дома оставалось десять минут езды.

— Не переживай. А пока предупреди редактора, что, возможно, тебе придется снять статью.

— Даже не подумаю.

— Послушай, Киша, я знаю, о чем ты собираешься меня спросить. Это деза, там нет ни слова правды. Ты должна мне поверить. Через пятнадцать минут я тебе все объясню.

— Откуда ты знаешь, что это деза?

— Знаю. Это Энджел Брикман состряпал.

Он захлопнул крышечку телефона и посмотрел на Толивера:

— Видишь? Ты этим хочешь заниматься всю свою жизнь?

Толивер промолчал.

— Когда вернешься, передай своему боссу, что он может засунуть завтрашний выпуск «Таймс» себе в задницу. Статьи не будет. Видишь, даже репортеры не доверяют овээровцам. Достаточно было просто упомянуть имя Брикмана. Как только я расскажу ей, что происходит, она тут же даст задний ход. Никто вам не доверяет, Джерри. Уходи оттуда.

— А вам, Босх, разумеется, доверяют абсолютно все.

— Не абсолютно все. Но я все еще могу спокойно спать по ночам, а я проработал в управлении двадцать лет. Думаешь, ты столько продержишься? Что с тобой будет лет через пять-шесть? Я лично даю тебе десять, Джерри. Это твой максимум. Десять лет — и на выход. Но выглядеть ты будешь так, как будто оттрубил все тридцать.

Толивер выслушал это предсказание с каменным лицом. Босх и сам не понимал, почему ему не все равно. Толивер был одним из тех, кто пытался втоптать его в грязь. И все-таки что-то в лице молодого полицейского заставляло его поверить, что тот еще не до конца потерян для общества.

Они свернули на Вудро-Вильсон-драйв, и Босх издалека увидел свой дом. Перед ним была припаркована белая машина с желтым номерным знаком, а рядом стоял мужчина в желтом строительном шлеме с ящиком инструментов в руках. Это был жилищный инспектор. Гауди.

— Черт, — выругался Босх. — Это что, еще одна из штучек ОВР, да?

— Я не… Если и так, то мне ничего об этом не известно.

— Угу, так я тебе и поверил.

Ни слова больше не говоря, Толивер затормозил перед домом, и Босх, прихватив с заднего сиденья свой скарб, выбрался из машины. Гауди узнал его и, едва Толивер отъехал от обочины, немедленно двинулся в его сторону.

— Послушайте, надеюсь, вы здесь не живете? — осведомился он, даже не поздоровавшись. — Дом предназначен под снос. Нам позвонили и сказали, что кто-то незаконно подключился к электросети.

— Мне тоже позвонили. Вы никого тут не заметили? Я приехал глянуть, что тут происходит.

— Не надо вешать мне лапшу на уши, мистер Босх. Я же вижу, что вы тут уже и ремонт кой-какой сделать успели. Послушайте, что я вам скажу. Вы даже через порог переступать не имеете права, не то что ремонтироваться. Вам было предписано снести этот дом, причем давным-давно, а вы чем все это время занимались? Теперь я займусь этим лично, а вам выставлю счет. Смысла тянуть дальше нет. А теперь отойдите-ка с дороги, потому что мне нужно отключить дом от электросети и заколотить двери.

Он опустил свой ящик на землю и, открыв его, достал стальные скобы и замки, которые намеревался приколотить к двери.

— Послушайте, я нанял адвоката, — сказал Босх. — Он пытается все уладить с вашим ведомством.

— Извините, но улаживать тут нечего. Если вы еще раз попытаетесь проникнуть в дом, вас немедленно арестуют. То же самое произойдет, если я обнаружу на замках следы взлома. Я свяжусь с полицейским участком в Северном Голливуде. Все, шутки кончились.

Впервые за все время у Босха закралась мысль, что, возможно, перед ним разыгрывают представление и жилищный инспектор попросту хочет денег. Скорее всего, он даже не подозревал, что Босх полицейский. Большинство его коллег не могли позволить себе жить в этом районе, а те, кто мог, не захотели бы. Сам Босх смог купить этот дом только потому, что когда-то много лет назад неплохо заработал, согласившись выступить консультантом на съемках телевизионного фильма по мотивам уголовного дела, которое он расследовал.

— Послушайте, Гауди, — начал он, — я этих ваших намеков не понимаю. Просто скажите мне прямо, сколько вы хотите. Это мой дом, и я хочу его сохранить. Это все, что имеет для меня значение.

Гауди долго смотрел на него, и Босх понял, что ошибался. Жилищный инспектор был явно оскорблен в лучших чувствах.

— Если я еще раз услышу что-нибудь подобное, вы отправитесь за решетку. Вот что. Будем считать, что вы мне этого не говорили. Я…

— Послушайте, я прошу прощения. — Босх оглянулся на дом. — Просто этот дом — единственное, что у меня есть.

— Нет, далеко не единственное. Просто вы об этом никогда не задумывались. Вот как мы с вами договоримся. Я дам вам пять минут, чтобы забрать из дома свои вещи. Через пять минут я начну заколачивать двери. Мне очень жаль. Ничего тут не поделаешь. Если сейчас опять тряханет и ваш дом съедет по склону вниз, вы мне еще спасибо скажете.

Босх кивнул.

— Давайте. У вас пять минут.