Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма

Первая моя встреча с моими братьями-соотечественниками была такова. В первые дни нашего вторжения в Литву как-то утром я с об.[ер]-л.[ейтенантом] Меркель и двумя солдатами ехали по лесной дороге, недалеко от шоссе. Вдруг на опушке леса показались одиночные люди. Мы приготовились к встрече. На дорогу вышло 6–8 красноармейцев с поднятыми вверх руками, некоторые торопливо сбрасывали сапоги и выставляли их перед собою. Мы подъехали, и я выяснил, что они хотят сдаться в плен, что уже три дня скрываются в лесу — боятся, что немцы их расстреляют; сапоги они охотно предоставляют немцам, т. к. слышали, что у них нет таких хороших. Вид у красноармейцев был самый жалкий: одежда рваная, а сами они — грязные, худые, небритые, напуганные… Когда их накормили и напоили, дали папирос, только тогда они, т.[ак]ск.[азать], «отошли» и поуспокоились.

Здесь хочу я сказать несколько слов об отношении немцев к пленным красноармейцам. Всех политических комиссаров, а также явных коммунистов, не скрывавших свою принадлежность к партии, имевших членские карточки-билеты, — немцы расстреливали[905]

. К остальным относились вполне гуманно, не обижая, а жалея их и помогая в чем могли. Это я говорю про фронтовые, армейские (не «эсэсовские») части[906]. Но чем дальше уходили (эвакуировались) пленные от фронта, тем хуже становилось обращение с ними тыловых частей и учреждений. Побои, издевательства, холод и голод были уделом пленных везде и всегда. Будто умышленно, сами немцы портили себе обстановку, ухудшали свое и без того тяжелое положение, будто намеренно проигрывая войну…[907]

Несомненно, и тут было наличие «злых сил». Сколько вообще было совершено ими непоправимых ошибок!.. А какие возможности были у них… Ну да что говорить об этом — здесь нет ни места, ни времени, это тема особого порядка, очень серьезная и очень, к тому же, интересная.

Когда красноармейцам, находившимся на фронте, стало известным как обращаются немцы с пленными, они перестали сдаваться в плен, начали отчаянно сражаться: немец оказался хуже сталинского чекиста!

А там, где только было можно, стали мстить: партизаны не давали немцам покоя ни на минуту; нападения из-за угла, при первой возможности, с применением невероятной жестокости, стали явлением обычным. Я сам, своими глазами видел изуродованный труп связного-мотоциклиста, унт.[ер]-оф.[ицер] Велс, с выколотыми обоими глазами и другими ужасными ранами. Его подстерегли партизаны недалеко от Шавли.

Моей обычной службой были поездки с обер-лейтенантом Меркель для закупок живности. Как это ни странно, и в Литве, и в Латвии население очень часто «отказывалось понимать немцев», и тогда приходилось мне объясняться с ним на русском языке. Для покупки мяса снаряжалась целая экспедиция; прежде всего шла «мясная» — автомобиль-грузовая платформа, специально оборудованная для «свежевания» мясных туш. Это было что-то удивительное: чего-чего тут не было, каких только приспособлений не придумано!! Рычаги, колеса, цепи, ножи, топоры и пилы, крюки для подвешивания, баки и ведра, инструменты для чистки и мойки. Вот уж действительно — чего только немец не выдумает! Здесь «священнодействовали» два мясника-специалиста.

Обычно выезжали три машины: «мясная», автомобиль об.[ер]-л.[ейтенанта]Меркеля (со мною) и грузовичок с вооруженной охраной. Моей обязанностью было спрашивать, согласен ли владелец продать свинью, теленка, реже — корову, и за какую цену. Деньги уплачивались наличными (герман.[ские] марки) немедля. Принуждения не было.

Так было в Литве и в Латвии. Но не то, увы, увидел я, перейдя латвийско-русскую границу… «Тут колхозы, тут нет частной собственности, тут коммуна — а потому забирай все, что тебе угодно, бесплатно: и в хате, и во дворе, и в поле…». Так рассуждало германское начальство и благословляло отнимать у несчастного русского мужика, уже ободранного сталинскими комиссарами, его последние остатки. «При немце еще хуже!», — раздался стон…

Мои указания, уговоры, просьбы, доказательства — не помогли. Майор Шайбе, отлично все понимавший и согласный со мною, ничего поделать не мог: таков был приказ свыше! А его помощник, хауптманн[908] Вольф, всецело стоял на стороне высших властей: он ненавидел русских и шел «завоевывать» Россию. В начале 1942 года он был убит партизанами, обстрелявшими его автомобиль. «Забегая вперед», скажу, что мое противление в этих начинаниях немцев на русской земле было одной из причин ухода со службы.

Однажды, когда купленная у богатого литовца свинья была убита и свежевалась, а мы мирно сидели у него на крыльце хаты и пили молоко, прибежал рабочий и взволнованно, торопливо стал что-то говорить хозяину, указывая рукою на лес… Там, на опушке на рысях шел красноармейский разъезд из шести коней. Быстрый приказ о.[бер]-л.[ейтенанта]Меркеля — и солдаты охраны с пулеметом и автоматами заняли канаву и изгородь, без всякой паники и суеты, спокойно и ловко. Но разъезд снова скрылся. Работа мясников продолжалась без перерыва. И когда все было закончено, только тогда мы отправились «домой».