Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма

Здесь хочу остановиться на нижеследующем: набор переводчиков в Данциге не был «плановым», исходящим от правящих верхов, а случайностью, которая свидетельствует о том, как мало был продуман и подготовлен поход в Россию[885]. Когда выяснилось, что до начала открытия военных действий осталось всего лишь 2 недели, то оказалось, что в 1-ой армии [совершенно] нет переводчиков — об этом не озаботилось Главное Командование. Стали спешно их искать в Восточной Пруссии, где был штаб армии, но найти не могли, и добыли их в Данциге. В генерал-коммандо[886] полковник барон фрейхерр фон Кране, уже после нашего отъезда на фронт, говорил В.Н. Елизарову, что данцигское генерал-коммандо было в претензии на этих офицеров, которые, как выразился тогда старый оберст

[887], действовали по способу вербовщиков Фридриха Великого…[888]

Но продолжу дальше. На другой день бросаю свою службу в «Олео», получаю расчет, прощаюсь с начальством фабрики и с рабочими. И ясно вижу полное недоумение, растерянность, враждебное отношение со стороны рабочих, бывших коммунистов, а ныне «национал-социалистов»… Очевидно, поняли в чем дело!

Дома — спешка, подготовка к походу (вспомнился июль 1914 года![889]), покупки и сборы. До получения на местах военного обмундирования нам рекомендовалось одеть «спортивное». И у меня: на голове — кепка, на ногах — обмотки, за спиною — рюкзак.

Вечером, накануне отъезда, в нашем храме — торжественный напутственный молебен, отслуженный протоиереем о.

Петром Родкевичем[890] (бывший офицер); его слово, обращенное к нам, 17-ти переводчикам; потом — речь В.Н. Елизарова, указавшего, что задача переводчика — не быть лишь переводчиком слов, а быть посредником между немцами и русским народом, и обещавшего заботиться о наших семьях. Отвечая им, сказал и я несколько слов, выразив нашу радость, что Господь дает возможность послужить делу освобождения России.

15 июня с вокзальной площади состоялся наш отъезд. Это были незабываемые минуты! Такие торжественные, трогательные проводы, полные радостных надежд! Собралось много соотечественников. Масса цветов… В 3 часа дня мы заняли места в специальном военном автобусе. С нами ехал и обер-лейтенант фон Бланкенхаген, бывший русский кавалерийский офицер. Последнее прости — и мы покидаем «наш» Данциг. Наши родные долго еще стоят на площади и машут платками — «с Богом!»…

Я остановился на этих, поначалу кажущимися ненужными и лишними подробностях, чтобы дать картину того, что произошло: неожиданность, радостная надежда, вера в светлое будущее, веление долга — ты не захочешь, не сможешь, не посмеешь отказаться от того, что остается долгом твоим, офицерским долгом, до самой смерти!

И потому — никаких больше сомнений, колебаний и дум. Ведь ты идешь с немцем не против России, не против своих, а идешь, чтобы помочь твоему народу сбросить с плеч ненавистное большевистское ярмо.

Все, что пережил я в те полтора — два месяца, было мною подробно записано, но, увы, тетрадь погибла в Данциге в 1945 году, а потому я могу нынче лишь по памяти, вкратце восстановить прошлое.

Перед отъездом я, конечно, донес рапортом генералу Лампе о своем неожиданно быстром отъезде, о временной сдаче начальника отдела председателю Познанского отдела; успел обо всем написать и генералу П.[етру] Н.[иколаевичу] Краснову в Далевиц. Позже я получил приказ по ОРВСу, в котором его начальник одобряет мое решение и желает во всем полного успеха. П.Н. Краснов очень сердечно меня приветствовал, находя, что поступить иначе я не мог и он иного от меня не ожидал… Все это я читал, вернувшись обратно!

Не буду останавливаться на подробностях нашего путешествия. Остановки в гг. Алленштайн, Инстербург и, наконец, прибытие в штаб армии, расположенный вблизи советско-литовской границы, где мы получили назначение и откуда «приемщики» развезли нас по штабам. Хочется обратить внимание на следующее: немцы, с их организованностью, воинской дисциплиной, порядком, сразу поставили нас на должное место. После долгих лет эмигрантской жизни, разнообразной работы — часто работы физически тяжелой, непривычной — стать снова на положение офицера, это намного меняет тебя, особенно кадрового офицера, бывшего кадета и юнкера. Я и полковник У.[краинцев][891] пользовались всегда и во всем особыми преимуществами и вниманием по сравнению со всеми прочими — и во время пути, и во время остановок в городах, и при назначении.