Постижение военного искусства

Советская власть получила от старого режима сложное наследство, в том числе и ту пуховую перину, которую представляют мысли о бесконечности русской территории, представляющей широкое поле для отступлений, о неуязвимости для внешнего врага политического центра, о русской зиме, которая остановит всякое вторжение. Правда, в 1919 г. об этих идеях никто не думал: не на жизнь, а на смерть велась борьба на все четыре конца света. Когда крымские татары еще производили свои грозные набеги по водоразделу между Доном и Днепром и опасность висела над Московией со всех сторон, наши прадеды не проявляли более лихорадочной энергии, не ощущали острее, что на карте стоит все — государственное бытие, жизнь, последние крохи народного достояния, — чем революционная власть в момент продвижения Деникина по забытому в течение трех с половиной веков историческому пути на Курск—Орел.

Но гражданская война закончилась, и, подытоживая ее результаты, советская мысль вспомнила и о своих географических союзниках — зиме, расстоянии и пр. Новая экономическая политика покоится на этой пуховой перине и на ясно выражаемых наших миролюбивых стремлениях.

Нельзя не приветствовать отказ Советской власти от какого-либо шовинизма, от стремления использовать Красную армию для проповеди революции с оружием в руках. Но будет ли проявлением шовинизма предложение — посмотреть на географическую карту, поразмыслить над современной техникой и отказаться от нескольких приятных, но тем более опасных, иллюзий?

Мы все, конечно, понимаем, что от Москвы до Варшавы точно такое же число километров, как и от Варшавы до Москвы. Но всегда ли мы отдаем себе отчет, что районы возможного развертывания русских и польских армий лежат почти совершенно точно посередине этого пространства и что те же 550-600 километров, которые потребовались бы русским войскам покрыть, чтобы прибыть в Варшаву, отделяют поляков от Москвы.

Но что значат эти шестьсот километров, взятые хотя бы в масштабе того небольшого полуострова азиатского материка, который представляет Европа? От французской границы, даже выдвинутой по версальскому договору, точь-в-точь то же расстояние до Берлина, как от польской границы до Москвы.

Но, может быть, неправильно мерить русские расстояния протяжением от границы до Москвы. Ведь в 1812 г. занятие Москвы французами не решило участи войны, а Александр I даже говорил о том, что он отпустит бороду, удалится в крайнем случае в Сибирь, но будет продолжать войну.

Иллюзии! История нас учит, что стратегическое значение столиц находится в прямой зависимости от напряжения политических страстей в государстве. Наполеон сделал только жалкие попытки для агитации среди русских крестьян и мещан, и поэтому занятие им Москвы оказалось политически бесплодным: перед ним оставался монолит русского народа, лишь в слабой степени затронутого классовой борьбой, не представлявшего еще конгломерата различных интересов и борющихся партий. Для Наполеона I в 1814 г. временный, по его мысли, захват Парижа союзниками уже оказался смертельным ударом, так как в Париже союзники нашли ряд французских политических группировок, на которые они смогли опереться. При том напряжении классовой борьбы, которое непременно будет сопутствовать будущей войне, никому не рекомендуется отказываться от прямой обороны столицы. Участь Варшавы будет участью Польши; отпускать бороду, в случае взятия врагами Советской России Москвы, может быть пришлось бы и теперь, но в других целях. На задаче защиты Москвы должны быть сосредоточены все силы Советской России, решительная партия должна быть сыграна здесь.

В 1812 г. Наполеон начинал свое вторжение с Немана. Ему пришлось продвигаться по русской территории до Москвы на 860 километров и оккупировать 235 тыс. кв. километров русской территории. Вторжение было начато массой в 450 тыс. солдат. Через 3,5 месяца, к моменту занятия Москвы, силы Наполеона уменьшились до 213 тысяч. На квадратный километр русской оккупированной территории приходилось 0,9 французского солдата.

В 1870 г. немцы начали вторжение во Францию такой же массой в 450 тыс., но благодаря системе высылки укомплектований запасными частями и второлинейным формированиям армии в распоряжении Мольтке, в момент осады Парижа, так же через 3,5 мес., насчитывали почти первоначальное количество солдат — 425 тыс. От немецкой границы Мольтке удалился всего на 335 километров, ему пришлось оккупировать только 71 тыс. кв. километров французской территории, и на один квадратный километр оккупации приходилось 6 германских солдат. Мольтке в отношении захваченной территории располагал в 6,5 раз большими силами, чем Наполеон в 1812 г., отсюда большой запас устойчивости в его положении к моменту падения Парижа.