Постижение военного искусства

Если мы будем рассматривать пространство, оккупированное Красной армией в 1920 г. при наступлении к Варшаве, равным площади треугольника Полоцк—Казатин—Варшава, то оно будет измеряться 190 тысячами кв. километров. С 15 мая по 15 августа, так же в продолжении трех месяцев, Красная армия, в составе около 125 тыс., продвинулась по основному направлению приблизительно на 550 километров.

Ввиду значительного уменьшения численного состава наших армий, почти равносильного падению войск Наполеона в период наступления к Москве, и недостаточного пополнения, можно оценивать силы красных в середине августа 1920 г. не выше 95 тыс. в пределах оккупированной территории, т.е. всего по 0,5 бойца на кв. километр. Положение могло быть охарактеризовано лишь как чрезвычайно неустойчивое и возможное только благодаря ряду одержанных успехов и выгодной политической обстановке на театре войны. В 1920 г. под Варшавой мы были в 13 раз слабее, чем Мольтке в 1870 г. под Парижем.

Эти цифры дают некоторое представление о надежности пуховой перины, на которой мы почиваем. Каждый может попытаться выкроить кусок защищающей нас территории, которой пришлось бы нашим врагам оккупировать при операции на Москву. Минимальный срок этой операции — около 3-х месяцев с момента окончания стратегического развертывания. Площадь, подлежащая оккупации, будет где-то посередине между цифрами, относящимися к войнам 1812 и 1870 гг. и будет видоизменяться в зависимости от объема продвижения, которое мы наметим к югу от Полесья. Во всяком случае она будет очень близка к размеру оккупированной нами в 1920 г. территории.

200 тыс. квадратных километров — это не океан земли. Нужно иметь в виду, что телеграф, радио, авиация, автомобили, вся современная техника — это великие пожиратели пространств. Для Наполеона, наступление которого часто велось на фронте, сужавшимся до одного-двух переходов, пространство было несравненно опаснее, чем для современных армий, представляющих как бы гигантскую метлу, захватывающую театр военных действий по всей его ширине. И мы не можем расценивать слишком низко подвижность современных армий: армия Клука в течение трех недель, предшествовавших Марне, покрыла своим правым крылом более двух третей всего расстояния от района польского развертывания до Москвы.

***

Стоит ли говорить о русской зиме? Во-первых, чтобы зима сказалась на ходе военных действий, нужна предпосылка, что военные действия не будут закончены в промежуток между весенней распутицей и наступлением зимы. Во-вторых, наш опыт в Маньчжурии, где мы тоже очень надеялись на зимние холода, показал, что русский крестьянин, проводящий зиму на русской печи, в плотно закупоренной хате, не имеет каких-либо преимуществ даже над расой, вышедшей из-под тропиков (малайцы), но привыкшей проводить свою легкую зиму на открытом воздухе и жить один-два месяца в году при температуре около нуля в почти открытом балаганчике. Европейские народы, шире нас использующие на родине благодеяния Гольфстрима, вполне способны и к зимней работе в русском климате.

Из мировой войны самые печальные воспоминания оставили зимние наши атаки (в Галиции — в декабре 1915 г., у озера Нарочь — в марте 1916 г.) точно так же в русско-японской войне операции под Сандепу в январе 1905 г. являются памятником самого печального саботажа русского командования и войск. Наоборот, немцы одержали один из своих важнейших успехов над нами в зимнем сражении в августовских лесах, имевшем характер удивительного состязания двух армий в ужаснейшую снежную метель. В период позиционной войны немцы в своих окопах прекрасно справлялись с лишениями, вызванными зимними холодами. Русская зима является защитой только против черных войск Франции, но ведь последняя имеет в своем распоряжении и белых негров...

Мне кажется, что если мы отбросим все иллюзии о неуязвимых доспехах, даваемых нашим географическим положением, об особенных выгодах, которые предоставляет нашему маневрированию обширность нашей территории, мы станем идейно богаче и материально сильнее. Чтобы мог сложиться колосс на глиняных ногах, нужно известное отчуждение, уединение, отсутствие конкуренции — идеологический остров.

Если мы станем на ту точку зрения, что справиться с угрожающими опасностями мы сможем только крайним напряжением сил, что любая война может поставить на карту не только вопрос о маловажном изменении границ, но и о самостоятельности существования Советского Союза, что потребуются высочайшие достижения, чтобы не быть уничтоженным в грядущей войне, то мы порвем с той нисходящей кривой, по которой шло развитие военного искусства в России с 1812 г., уничтожим важнейшую причину недостатков нашей политической и военной подготовки, недостаточный закал воли к победе, мягкотелость, которые обусловливали в течение последнего столетия наши неудачи.

***