Жомини был не только дезертиром, но, к сожалению, и очень умным человеком, и ему принадлежит закладка начал военной науки на русской территории. Разумеется, нельзя было бы требовать от сего урожденного швейцарского писателя изложения точек зрения, характерных для русской армии; Жомини по всему складу своего ума был космополит; он мог трактовать только об единой, вселенской военной теории, и его труды, в интересующем нас отношении, являлись вполне бесплотными. Жомини установил у нас традицию космополитизма, которую колебал только тот генерал, которого современные авгуры военной науки снисходительно именуют “Конотопским философом”. Жомини писал на родном ему французском языке; его чисто русские наследники стараются думать на плохо им знакомом немецком языке — вот вся разница.
Интернациональный флаг в руках возражающих мне является плодом тяжелого недоразумения. Мне не трудно будет доказать, что лица, не признающие никаких особенностей тактики или стратегии на русской почве, охотно мирятся с существованием соответствующей французской и немецкой тактики. Все они являются ведь горячими сторонниками единства военной доктрины. Есть много слов, в которых плохо разбираются. Если на меня обрушилась целая фаланга за один намек на приспособление тактики к русской обстановке, то она же отдала бы мне почтительно честь, если бы я выразился, в сущности, решительнее: о русской военной доктрине. И сам патриарх единства военной доктрины у нас прежде всего возражает против отмежевания нашей доктрины от соседей. Бедная логика!
Что такое доктрина — доктрина единая для армии? Я пробегал столбцы, которыми пестрели эти страницы год тому назад, во время завязавшейся полемики, выяснившей трудность столкновения, когда люди говорят на разных языках, как во время вавилонского столпотворения. В чем разница между наукой и доктриной, если не в том, что единая доктрина — это та же наука, но утратившая свой бестелесный лик и воплощенная в национальном образе. Единая военная доктрина — это военная наука, переработанная исключительно с точки зрения условной борьбы данного государства. При этом часть важнейших принципов тактики и стратегии отступает на второй, даже на третий план; те же начала военного искусства, которые сами по себе имеют, может быть, второстепенное значение, но роль коих в данных условиях особенно обостряется — выдвигаются вперед. Совершенно естественно, что немецкая доктрина рассматривает явление войны под углом зрения наступления превосходных сил на широком фронте, на еще не изготовившегося и не собравшегося противника, фланги коего надо немедленно охватить и смять. Совершенно естественно, что французская военная доктрина рассматривала до последнего времени все явления войны с точки зрения прикрытия операции — авангардом, сторожевым охранением, так как обстановка на лотарингской границе складывалась против налета французов, и за выжидание ими подхода второочередных частей и перехода русской армии в наступление. Кто еще сомневается в том, что особенности обстановки дают яркую окраску стратегии и тактике, пусть попробует примерить французскую доктрину к германской армии и наоборот. Впрочем, французские штундисты охотно последнее и выполняют, подражая примеру их русских коллег.
Нужно очень неглубоко смотреть на военное дело, чтобы весь вопрос о военном искусстве в России — о нашей доктрине — сводить к давно затасканному уже противоположению штыка и пули. Кто не хочет идти в немецкую школу, тот враг разумного пользования огнестрельным оружием, гласят штундисты. Кто за огонь, тот с нами, к Шлихтингу! Какое легкомыслие! Как будто на пространствах нашей огромной Империи, ее важнейших, типичных театров борьбы, в организации и комплектовании наших армий нет никаких особенностей, кроме старой традиции, выработанной вековой борьбой с турками — о предпочтительности разметывать их плохо спаянные и подверженные панике орды быстрым натиском перед вступлением с ними в длительную борьбу за перевес в огне; а в последней борьбе турки могли выказывать все сильные стороны своего солдата и укрыть свою неспособность быстро парировать неблагоприятное изменение в обстановке.