Тезис об информационной войне, сформулированный в ответ на «панк-молебен» «Пусси Райот», стал моделью для реакции на все дальнейшие события культурной жизни, описанные выше. Логика очень простая: происходит что-то неприятное, однако проблема не в отношениях между церковью и «народом», а в наличии небольшого числа врагов, подначиваемых Западом и нападающих не просто на церковь, но на саму русскую национальную идентичность и культуру. Подобная логика вдохновила государство на введение целого ряда ограничительных мер, включая меры против оскорбления чувств верующих, запрете «гомосексуальной пропаганды» и деятельности иностранных (а также российских) миссионеров и т. д. Эти идеологические ухищрения могут рассматриваться как отчаянная попытка сохранить «православное большинство» и нивелировать растущие внутренние противоречия, равно как и очевидные трещины в когда-то прочном проправославном консенсусе.
Картина разрушающегося проправославного консенсуса станет еще более объемной, если мы вспомним целый ряд других примеров конфликтных ситуаций вокруг православия: навязывание религиозного образования в школах[665]
, ситуация в Украине, где православное единство очевидным образом нарушено, так как часть православной паствы отошла от РПЦ в результате продолжающегося конфликта на востоке Украины. Каждый из этих случаев по отдельности не позволяет делать каких-то далеко идущих выводов, однако если рассматривать их в совокупности, то начинает вырисовываться новый культурный фон, несовместимый с тем образом проправославного консенсуса, который был описан социологами в первые десятилетия постсоветской эпохи.В этом смысле прав был Вячеслав Карпов, предсказывавший неизбежный рост критических настроений по поводу российской «десекуляризацию сверху»:
…все более критическое отношение к РПЦ МП и другим официальным религиозным организациям среди молодых, городских, обеспеченных и образованных россиян,
которых, как он предполагал, будет
все в большей мере отталкивать националистический, недемократичный и репрессивный этос официальной религии[666]
.Концепция проправославного консенсуса была сформулирована на основании данных опросов общественного мнения. Соответственно, окончание этого консенсуса может быть с уверенностью провозглашено лишь в тот момент, когда те же самые опросы покажут серьезные изменения в отношении людей к РПЦ. Это пока дело будущего, так как, согласно опросам, проправославный консенсус все еще просматривается, хотя и с оговорками. Например, Левада-центр, один из основных российских центров, занимающихся опросами общественного мнения, недавно сообщил:
Православие остается доминирующей конфессией в России. Абсолютное большинство россиян – 92–93 % опрошенных – относятся к православным с уважением и доброжелательностью, а это значит, что позитивные установки в отношении к ним разделяют не только они сами, но и люди других вероисповедания или атеисты[667]
.Единственный аспект, в котором проправославный консенсус начал проседать даже согласно опросам, – это отношение к представлению о том, что церковь должна влиять на принятие государственных решений. Число людей, не одобряющих это представление, выросло с 27 % в 2005 г. до 36 % в 2017-м, в то время как число тех, кто его одобряет, уменьшилось с 16 % в 2005 г. до 6 % в 2017-м. Такая же тенденция очевидна в том, как индивидуумы оценивают влияние церкви на государственную политику в России. Число тех, кто думает, что это влияние чрезмерно, растет, в то время как число разделяющих противоположный взгляд уменьшается[668]
. В свете этих данных можно сделать аккуратный вывод о том, что тезис о конце проправославного консенсуса хотя бы частично подкрепляется результатами недавних опросов общественного мнения.Я предпочел не обсуждать достоверность этих данных по той причине, что других у нас пока нет. Однако, исходя из методологической рефлексии, изложенной в начале этого текста, я утверждаю, что расхождения между опросами общественного мнения и стоящей за ними реальностью не являются каким-то специфическим российским явлением, но встречаются часто и повсеместно.