Постсекулярный поворот. Как мыслить о религии в XXI веке

Второе знаковое событие, перевернувшее представление о взаимосвязи религии и политики, имело место в абсолютно другом контексте и в абсолютной другой части света – в США. Речь идет о становлении и расцвете движения «христианских правых», которое опять же во второй половине 1970-х гг. превратилось во влиятельную общественную и политическую силу. «Христианские правые» возникли в контексте американских «культурных войн», в которых между собой схлестнулись социальные «ортодоксы» и прогрессисты по поводу традиционной семьи, абортов, религиозного образования, нравственности в искусстве и средствах массовой информации и т. д.[677] Озабоченные нравственным упадком американского общества консервативные американские христиане (прежде всего протестанты) пошли в политику под лозунгом возрождения «духовно-нравственных ценностей» Америки, которая, как они считали, покоится на фундаменте иудео-христианской культуры[678]

. Объединив под своими знаменами миллионы американцев, христианским правым удалось быстро превратиться в хорошо организованную электоральную силу, поддержка которой не в последнюю очередь привела Рональда Рейгана и Республиканскую партию к победе на президентских выборах 1980 г.

Эти два знаковых события оказались не просто финальной агонией религиозных традиций, пытавшихся в последний раз напомнить миру о своем былом могуществе, но свидетельствами начала новой эпохи, в которой религии снова превращаются в одну из определяющих сил. Распад Советского Союза и «религиозное возрождение» на постсоветском пространстве – и в Восточной Европе в целом – стали символами глубокого кризиса секулярных идеологий и крахом самой идеи атеистического строя, основанного на вытеснении религии из жизни человека.

Те тенденции, которые обозначились в конце 1970-х, с тех пор не просто не сошли на нет, но, наоборот, лишь усилились. Политический ислам из фактора, определяющего жизнь отдельных «мусульманских государств», превратился в транснациональное движение, затрагивающее сегодня не только весь Ближний Восток, но даже те регионы, для которых ислам никогда не был особо значимым фактором, – например, современную Западную Европу. Американские христианские правые не просто остаются крайне влиятельной силой, связанной с Республиканской партией и часто упоминаемой в связи с президенством Джорджа Буша-младшего, а теперь и Дональда Трампа, они также вышли в глобальное транснациональное пространство, став основой транснациональных альянсов правых религиозных сил по всему миру[679]

.

Собственно, политизация религии не сводится только к обозначенным выше контекстам. Аналогичные процессы затронули практически все значимые религиозные традиции мира – индуизм (индуистский национализм), буддизм (конфронтация с Китаем по поводу Тибета), иудаизм (роль раввината в израильской политике) и т. д. Религиозный фактор из элемента «надстройки» все отчетливее превращается в один из несущих элементов структуры современного общества.

Не меньшим сюрпризом, чем сама политизация, стало то, что обозначенный выше религиозный подъем вывел на первый план вовсе не прогрессистские силы внутри религиозных традиций. Наоборот, «именно консервативные / ортодоксальные / традиционалистские движения повсеместно на подъеме. Это те движения, которые отвергли сформулированную прогрессивными интеллектуалами программу aggiornamento

[680] по отношению к современности»[681]

. Успех консервативных сил шел в разрез с прогнозами социологов религии, считавших, что у религиозных традиций в современном мире по большому счету лишь два пути – путь секты, то есть замыкания в своих собственных границах перед лицом все более безразличного по отношению к религии мира, или же путь деноминации, то есть приспособления к ценностям современного мира и умиротворения своих притязаний на «монопольное обладание истиной». В качестве символа такого рода адаптации выступал Второй Ватиканский собор, зафиксировавший курс католической церкви на осовременивание, считавшееся неизбежным.

В силу таких установок религиозный подъем конца XX в. был встречен исследователями с надеждой. В знаковой монографии «Публичные религии в современном мире» (1994) Хосе Казанова оптимистично высказывался по поводу усиливающей свою общественно-политическую значимость религии, которая, как он считал,

служила и продолжает служить как защитник от «диалектики просвещения», как поборник прав человека и гуманистических ценностей, которым угрожают секулярные сферы с их абсолютными притязаниями на внутреннюю функциональную автономию[682].