Здесь я узнала, как правильно укладывать курей в огромные холодильные лари, чтобы потом их можно было оторвать друг от друга. Так же стало понятным, что рыбный отдел – самый трудный, ибо плавники замороженных окуней так сильно резали пальцы, что ранки не заживали долгих пять дней. Мы, стажерки, надевали резиновые напалечники, и начинали тихо ненавидеть разукрашенных, разодетых девок с дивным маникюром, которые лишь брезгливо морщились, когда покупатель просил взвесить ему замороженную рыбную тушку…
Найти, достать, взвесить, упаковать ее – было нашей заботой.
Когда я впервые встала там за кассу, то помню, как сильно тряслись мои руки от волнения, что не успею, обсчитаю или обсчитаюсь сама. А, глядя на растущую очередь в час пик, начинали дрожать и коленки. Я поплыла в сплошном мареве слов, взглядов, пакетов с молоком и кефиром, чеков и банкнот. Быстро, быстро, еще быстрее…
С таким же волнением я ждала и своего приговора, когда старшая по смене удалилась считать мою выручку, пробитую по кассе за день. Каково же было ее изумление, когда выручка совпала с пробитой цифрой до последней копейки!
Оказывается, так не бывает. Не должно быть… Всегда получается расхождение по кассе в ту или иную сторону. Обычно денег получается больше, чем было пробито чеков.
Старшая посмотрела на меня с жутким подозрением, словно это я успела все посчитать, перемножить и положить излишки себе в карман. За кассу меня больше никогда не ставили… Но в отделе на меня стали смотреть по-другому.
В этом магазине, где обслуживали и обслуживались только избранные, меня не любили… Мне уже пришлось попросить продуктов в долг, в счет, так сказать, будущих концертов. Одна из стажерок посоветовала:
– Попроси, не бойся. Работодатели любят малообеспеченных. Такие работники держаться за свое место, хорошо работают. В общем, тебе это только в плюс!
Я так и сделала, подошла к старшей и она мне не отказала… Но снова посмотрела неприятно, с подозрением.
Может быть, я и держалась за свое место. Только вот место было во мне совершенно не заинтересовано. Там, за порогом, стояла очередь из желающих попасть сюда. Стажеры низко оплачивались, их можно было часто менять, не объясняя причин, и они никогда не становились теми, у кого маникюр и «растопыренные» пальцы.
Я думала и думала до помешательства – как стать одной из этих наманикюренных девиц, для которых не существует ни проблем, ни обязательств? Как они попадают туда, где они есть? Что во мне настолько не так, что я и постоять рядом не могу?
Эх, тетя Аня, если бы все дело было действительно в том, что у меня две руки, две ноги…
Сейчас, спустя годы, ответ на те вопросы устойчиво дан.
У каждого свой путь и свой способ добиться мира с самим собой. Социальное происхождение, и стартовый капитал играют при этом определяющую роль. Те девочки вышли из благополучных устоявшихся семей, которые дали им не только деньги, но и уверенность в себе. И на лицах этих девочек было написано: «Со мной никогда ничего не случится!»
А что было на моем лице? Не знаю… Но то, что было – отпугивало людей… Мое внезапное смутное появление из ниоткуда на сцену супермаркета не могло стать триумфальным. Для них я была и останусь – изгоем, закомплексованным чучелом второго сорта, стажером, покорно сортирующим рыбу… Навсегда…
И как бы ни твердила моя мама, что главное в жизни – это зацепиться за любое место, а потом расти по карьерной лестнице вплоть до директора, это не так. Если тебя запомнили и узнали уборщицей, то ты так и останешься ею навсегда в глазах окружающих. Быка-то надо брать за рога, милая моя мама… Зато наивный и романтичный мой Сашенька, не знакомый с интригами заприлавочного мира, искренне гордился мною, когда навещал меня в колбасном или молочном отделе. Для него мое трудоустройство стало настоящим событием.
Он подгадывал свой приезд таким образом, чтобы я могла выйти к нему в машину на десятиминутный перерыв. Сашка покупал мне булочек, горячего кофе, кормил и с трепетом заглядывал мне в глаза.
И здесь, в эти короткие скорые теплые минуты, я прощала подлому миру все, даже стабильное презрение к себе.
Я не могла разочаровывать Сашеньку или стирать улыбку с его лица. И я честно лгала, что здесь у меня все в полном порядке, что скоро я стану полноправным продавцом и начну получать настоящие деньги.
Вот только голос мой при этом заметно дрожал, что истолковывалось Сашенькой не как ложь, а как любовь и робость, идущие от меня к нему…
Сашка стал причиной еще одного яблока раздора, посреди их раскиданных килограммов тут и там… Девочкам было непонятно – что он нашел во мне? Продавщицы завистливо разглядывали высокого красавца брюнета, строили ему глазки и пытались выказать мне свое презрение в его присутствии.
Сашка же был единственной точкой опоры в тот период моей жизни. Чтобы не сойти с ума, чтобы не потерять здравый смысл и самообладание за вражеским прилавком, я вновь и вновь думала о нем до одурения, трепетно перебирая мелкий бисер наших с ним встреч…