Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

— Заале… — начал он. — Заале с ее светлыми песчаными берегами… Какая же это утопия, если мы хотим изменить ее русло? Направить ее через город, вверх, в гору? Если бы это удалось, мы смогли бы наконец осушить болота, а там, выше, у Гарца, обводнить меловые земли. В новых водоемах, возможно, снова появится рыба, пища для наших потомков. Мы смогли бы разводить рыбу, как разводим нынче коров, выращивать водоросли, как выращиваем зерновые культуры. Вдоль берегов у нас стали бы расти апельсины и финики. Итак, почему бы не переменить русло реки, если это нам выгодно? И не будем говорить, что это утопия. Лучше подумаем, что нужно сделать, чтобы наше дело было сделано? Итак, за работу! Будем искать возможности сделать невозможное возможным. Если понадобится, полетим на Луну, удобрим наши поля лунной пылью, если окажется, что это дешевле и выгоднее дорогостоящих минеральных удобрений; Мы уже сейчас мечтаем о том дне, когда человек ступит на поверхность других планет. Почему же мы собираемся так строить города, так прокладывать улицы, будто в космосе не летают корабли, будто Луна не светит шестым континентом над нашей планетой? Не нужно пугаться того, что я говорю. Я только предостерегаю вас от шаблонных мыслей. Города, в которых мы живем, — наследие тех времен, когда еще не было даже капитализма, когда о технике никто понятия не имел, не говоря уж о технической революции. Так и стоят они — надежное прибежище господа бога. Анахронизм. Не нужно забывать о том, что время познания и научной жизни постоянно сокращается. Пять миллионов лет потребовалось для того, чтобы человек выделился из животного мира. Человечество начало свое существование. Но минуло еще пятьсот тысяч лет, прежде чем человек оставил свой очаг и перешел к родовому строю. Пятьдесят тысяч лет тому назад он приобрел наконец новый облик. Появились первые орудия производства — каменные топоры, правда примитивные, но достаточные для того, чтобы наконец произвести прибавочный продукт. Пять тысяч лет назад, то есть в четвертом тысячелетии до нашей эры, возникло классовое общество. В Индии и Передней Азии образовались первые государства. Появилась письменность. И рабство. Пятьсот лет тому назад человечество потряс взрыв, который получил название Ренессанса. Появились естественные науки, сметающие религиозные догмы одну за другой. Узнали, что земля — шар, карлики превратились в великанов. Думаю, что именно тогда человек впервые познал себя. Пятьдесят лет тому назад началось наше время. И сегодня человечество вновь стоит перед возрождением, самым значительным из всех когда-либо им пережитых. За короткое время наука раскрыла такие горизонты, о которых раньше мы могли лишь мечтать. Ядерная физика и микробиология, космонавтика и кибернетика, вселенная и атом и, наконец, новый общественный строй: социализм — ключ к тому гигантскому преобразованию, в котором человек будет господином над самим собой… Я не мистик. И не фаталист. Но если развитие человечества и дальше будет идти тем же путем, что тогда? Что будет через пятьдесят лет?

— Конец света! — выкрикнул из зала какой-то остряк.

— Чепуха, — смеясь, парировал Конц. — Представьте себе двухтысячный год. Мир — ведь в нем еще живы крупицы благоразумия — станет социалистическим. Это первое. Мы высаживаемся на Венере. Это второе. Ну а дальше, дальше? Через каждые пять лет? Через каждые пятьсот? Для человечества начнется эпоха вечного движения вперед. Правда, в конце концов оно обретет и покой. Закон диалектики. Движение суть покой, и наоборот. Человечество вступит в некое новое состояние. Если оно уже сейчас будет к этому готовиться… Если мы уже сегодня начнем жить для будущего… Так снимем же лупу с неба, если это нам нужно. Долой нерешительность!

Конц сел, и, честное слово, я никогда раньше не слышал подобной речи. Правда, в конце он сказал, что признает некоторую механистичность своего выступления, и извинился за неточность в хронологии, но мы все равно была потрясены его мыслью: начинается новое летосчисление, новая эпоха в истории человечества. Да, этот достанет луну с неба. И заставит Заале потечь в гору. Так вот, значит, как он представляет себе реконструкцию нашего города! Вот какими категориями мыслит. А мы? А я? Разве я не хотел покорить мир, тоже штурмовать луну? Сколько, по расчетам Конца, потребуется для этого времени? Пятьсот тысяч лет или всего пятьдесят? Тысяча девятьсот семнадцатый год. В этом году я родился. Я бы мог сказать: над моей колыбелью горела красная звезда. А когда мне едва исполнилось тридцать, я поднялся по лестнице городской ратуши; никогда ранее я не осмелился бы вступить на нее. Для меня, да-да, для меня это выглядело так, будто я вступил на неведомую планету. Я открыл дверь и приказал тогдашнему бургомистру:

— Следуйте за мной. Вы арестованы…