Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

Когда стоишь на пароме или возле сходней, тебе далеко видны степные просторы в той стороне, куда течет Эльба. Этот мир цветов и кустарников по-своему нов в каждое время года. Изо дня в день здесь, у сходней, собиралось человек по двадцать, а то и целая сотня. Интересно иной раз было послушать их разговоры. Случались, правда, и такие пассажиры: буркнут чуть внятно «спасибо» и сунут мне в руку мелочь «на чай». Это было самое мучительное для меня. В то время я была молода, такая серая, однообразная жизнь не радовала меня. В голове у меня возникали тысячи желаний и планов. Они не оставляли меня и во время работы, и в те часы, когда паром бездействовал. То, в чем Иоганнес нашел смысл жизни, но могло удовлетворить меня.

Седьмого апреля 1930 года здесь, в этом домишке, у меня родилась дочка. Мы назвали ее Аннеле. Мне хотелось отметить ее крестины как можно торжественнее. Я просила и отца и Иоганнеса в этот день оставить паром в покое. Но они и не подумали исполнить мою просьбу. Уже пора было отправляться в церковь, а Иоганнес все не отходил от руля. Наконец его сменил мой отец. Как я ни умоляла мужа сопровождать меня в церковь, он только упрямо тряс головой и твердил, что хозяин никогда нам не простит, если мы нарушим свой долг. Потеряв терпение, я ушла одна с ребенком. Неподалеку от Ферхфельде Иоганнес нагнал меня и, с упреком взглянув на меня, взял из рук дочку. Утро было сумрачное, дождливое. Я даже не удивилась, увидев на Иоганнесе тот самый старый прорезиненный плащ, который только что был на отце, когда он спускался к парому. Лишь в церкви я заметила, что под плащом у Иоганнеса надет его лучший костюм. Я почувствовала себя такой счастливой, что на радостях созвала вдвое больше гостей, чем у нас было стульев. Никто из приглашенных не отказался. И вот мы все вместе отправились по весенней распутице в долгий трехкилометровый путь. Право же, получилось настоящее праздничное шествие. Иоганнес, казалось, радовался не меньше меня. Он был так возбужден, что на обратном пути даже плащ забыл застегнуть, и, когда мы наконец добрались до дома, пиджак его промок насквозь.

Я гордо восседала рядом с мужем на кровати, которую мы придвинули к столу, чтобы всем хватило места. Несмотря на тесноту, у всех было превосходное настроение: то и дело раздавались взрывы смеха, когда кто-нибудь нечаянно толкал соседа. А друзьям моего мужа, молодым батракам из поместья, теснота, видимо, и вовсе пришлась по душе. Они с явным удовольствием, сильнее, чем это было необходимо, прижимались коленями к двум незамужним сестрам-близнецам, Лене и Грете Поппе. Против меня сидел тот коротышка-конюх, который полтора года назад принес мне страшную весть. И хотя я невольно то и дело обращалась мысленно к тому несчастному вечеру, на душе у меня было легко и радостно. Закадычный друг мужа, его звали Руди, все порывался рассказать о том, что в городе он посещает какую-то политическую школу. Но никто не желал его слушать. Как только он принимался за свой рассказ, все дружно колотили ладонями по столу.

Улучив минутку, я выскользнула из комнаты и побежала к отцу, который все еще находился у парома. Я заклинала его хоть теперь присоединиться к общему веселью — ведь у меня такой счастливый день. Он решительно отказывался, и кто знает, может, между нами и вспыхнула бы ссора, не появись в эту минуту на пороге дома Иоганнес. Я поспешила ему навстречу и, взяв щетку, стала чистить его пиджак, который уже почти высох. И вот на глазах у отца и гостей я обняла моего мужа, я оправляла отвороты его пиджака, чистила щеткой материю, которая, правда, уже не пахла шерстью, но казалась новенькой и приятной на ощупь, как и в те вечера, когда я танцевала с этим молодым, сильным мужчиной. Сердце мое переполняла радость, мне так много хотелось сказать ему! Ведь именно сегодня он не только сменил свою рабочую куртку на парадный костюм, он словно сбросил с себя все будничные заботы, все то мелкое и корыстное, что мне так не нравилось в нем. Но я не произнесла ни слова. Иоганнес, казалось, был так же рад гостям, как и я. Сидя за столом, он громче всех колотил ладонями, сыпал остротами, шутил. Вино у нас было только самодельное. И я не переставала удивляться, глядя на мужа, — он опрокидывал стакан за стаканом и вдруг громко объявил, что ни один из гостей не уйдет до тех пор, пока не иссякнут все винные запасы. Он угощал гостей сигаретами и даже закурил сам. Он позаботился и о сластях для женщин, о чем обычно и не подумал бы. На столе всего должно быть вдоволь — и в этом я была с ним согласна. Я с благодарностью крепко пожала ему руку и доверчиво взглянула на него. Но он только сказал:

— Теперь тебе надо идти к гостям.

— А ты? — спросила я недовольно.

Он покачал головой: нет, он не может идти, он должен сменить отца на пароме.