Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

Удар не оглушил меня. Но все во мне точно оледенело, и только мозг работал ясно и точно. Я сообразила, как поскорей добраться до электрички, надела черный пуловер, сунула удостоверение личности и деньги в карман пальто, вынула чистый носовой платок из комода. Я не забыла тщательно запереть входную дверь. В лифте еще раз наскоро провела гребенкой по волосам.

Она мертва. Всю дорогу в городской электричке било молотом у меня в голове: она мертва, она мертва, она мертва… Но сердцем я этого не принимала, оно противилось правде. Эве недостало сил вынести отказ, после того как она отреклась от прошлого. Я понимала, что ей пришлось пережить, и все-таки не понимала многого. Я упрекала себя в том, что не сказала вслух, а только подумала: попробую заменить тебе мать. Я упрекала ее за то, что она не пришла со своими горестями ко мне. И думала я о ней как о живой. Но было сил представить себе сестру мертвой.

На какой-то остановке, где поезд простоял довольно долго, я услышала чириканье дрозда и поняла, что вот этого я никогда не забуду. Эва уже не слышит пения птиц. Оцепенение мое прошло. И я заплакала.

Полиция помещалась в зеленом здании на окраине города.

— Простите, вам куда? — спросил дежурный.

— В уголовную полицию.

— Простите, по какому вопросу? — Приветливое молодое лицо дежурного вселило в меня внезапную надежду — а может быть, все это только ошибка?

— Меня вызвали по делу сестры, — сказала я, — ее нашли здесь.

— Ах так. — Молодой полицейский постарался изобразить сочувствие. — Комната пятнадцатая, прошу вас, комиссар Хандке.

В коридоре стоял удушливый запах плесени. Комната пятнадцать оказалась запертой. Я обратилась к полицейскому, который, громко свистя и гремя кастрюлькой, шел по коридору, не знает ли он, где найти комиссара Хандке. Полицейский свернул в соседнюю комнату, через несколько секунд вышел и сказал:

— Подождите минуту, пожалуйста.

И он пошел дальше, но свистеть перестал и греметь кастрюлькой тоже.

— Что вам угодно? — спросил мужчина в штатском, выходя из комнаты, в которую входил полицейский.

— Вы комиссар Хандке?

— Нет, — сказал он. — Комиссар Хандке пошел в суд. Он скоро вернется. А по какому вы делу?

— По делу сестры… Ее нашли…

— А, Эва Бреест? Знаю. Примите мои искренние соболезнования. Мы все потрясены!

— Но как же это случилось? — спросила я сквозь рыдания, сдавившие мне горло.

— Весьма сожалею, но вам придется подождать, пока вернется комиссар Хандке. Присядьте, пожалуйста!

Пришлось ждать комиссара Хандке. Молодые и пожилые мужчины в штатском и в форме, с папками под мышкой входили то в одну, то в другую комнату. Выходя, каждый тщательно запирал дверь и опускал ключ в карман.

С тех пор как я узнала о смерти Эвы, мысли мои кружились только вокруг одного, непостижимого для меня события, и мне стало казаться, что время остановилось. Теперь я увидела, что время продолжает идти, безжалостно, безостановочно. У меня было ощущение, что это несправедливо, но я понимала, что только время и может впоследствии принести какое-то утешение. На улице с грохотом мчались грузовики, трещали мотоциклы. Дверь была открыта настежь. Светило солнце, проходили ребятишки с ранцами за спиной. Какие-то мальчуганы остановились у дверей, и дежурный сказал им что-то. Я не слышала, что он говорит, но, видимо, что-то забавное. Дети засмеялись и побежали дальше. Дежурный что-то еще кричал им вслед. Он был совсем юный, светлые пряди волос выбивались у него из-под фуражки. Всякий раз, как кто-нибудь заходил с улицы и шел по длинному коридору, направляясь ко мне, у меня сжималось сердце. Я боялась того страшного, что он сообщит мне, и все же мне хотелось поговорить с кем-нибудь. Почему я не попросила Рандольфа поехать со мной? Его серьезность и спокойствие были бы мне поддержкой. Хорошо, если бы рядом был человек, которого можно спросить: а вы понимаете, как это могло случиться? Неужели она была в здравом рассудке? Неужели она не знала, что вокруг нее много людей, готовых прийти ей на помощь? Неужели она и вправду была так одинока, как ей казалось?

Я все сидела и ждала. Дежурный у дверей сменился и вошел в коридор. Проходя мимо, он печально мне улыбнулся. Дойдя до последней двери, он исчез, но скоро появился снова. Теперь и он нес папку под мышкой. Поравнявшись со мной, он тихо сказал: «До свидания».

Я сидела одна и ждала комиссара, который знал все. На улице светило солнце, тарахтели мотоциклы, дети шли домой. Я сидела и ждала, и мозг мой отмечал малейший шум, а мысли мои кружили вокруг смерти, которую осознать я так и не могла. Иногда у меня мелькала мысль о матери, которую горе хоть и слишком поздно, но, может быть, заставит образумиться.

Я пробовала представить себе, как выглядит комиссар Хандке. Но когда он пришел, то оказался совсем другим. Его добрые глаза мало гармонировали с должностью комиссара по уголовным делам. Было видно, что он не очень-то ловко себя чувствует в черном костюме с черным галстуком.