Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

Ссутулившись, она со стоном опустилась на стул, все еще держа пистолет в руке. «Если бы я могла плакать. — думала она. — Почему я не могу плакать?»

Она сидела, ждала. Ее трясло как в лихорадке, когда она вспоминала мужчину, с которым провела ночь не только ради спасения мальчика. Утром он оттолкнул ее, словно назойливую потаскуху, а потом приказал расстрелять ее сына. Ханну едва не рвало от омерзения: убийца ее сына и она, мать, спали в одной постели. Она не думала больше о мальчике. Она думала теперь только об офицере.

Когда хлопнула дверь, Ханна вскочила со стула, выпрямилась. Девушка, запыхавшись, вбежала в комнату: американские танки в деревне! Отряд особого назначения — в том числе и офицер, переодевшийся у старосты в гражданское платье, — давно уже обратились в бегство.

Тут Ханна Глауда разрыдалась.

Все рассказанные события произошли много лет тому назад. Жители деревни постепенно забывали о них. Деревня у моста уже ничем не отличалась от прочих деревень земли Гессен. Бреши, оставленные войной, давным-давно заложили новой кладкой.

Дворы деревенских богатеев — просторные, благоустроенные, с фахверковыми домами, — как и прежде, заполоняли долину, с явной неохотой терпя соседство какой-нибудь хибарки. Дворы победнее карабкались вверх по откосам, а всего лишь на расстоянии ружейного выстрела от лачуг безземельных крестьян прилепился к горе дом бывшего лесничего.

Здесь уединенно жила Ханна Глауда, крестьянствуя на нескольких моргенах пахотной земли, предоставленных государством. Не было ей в том никакой нужды, говорили односельчане, ей назначили вполне сносную пенсию. Зимой, когда снег заметал косогоры, она неделями не спускалась вниз, в деревню, а продукты ей привозил один из крестьян, когда проезжал мимо ее усадьбы, направляясь в лес. Поговаривали, что она ткет ковры из пестрой шерсти и загребает кучу денег. Каждому в деревне была известна несчастная судьба этой женщины. Сама же она с той поры вышла из сельской общины, чуждалась односельчан. Так и получилось, что друзей у нее, в сущности, не было. С годами людям от одного ее вида делалось не по себе. Когда она проходила по деревне — все еще после стольких лет повязанная черным платком, — на нее поглядывали с изумлением и страхом.

Односельчане, попятно, не упускали случая посудачить на ее счет и, если она забывала поздороваться, идя мимо, долго таили обиду. Священник, говорили они, сколько раз увещевал ее — не следует так ожесточаться, надо найти силы и вернуться к богу. Замуж бы ей выйти да ребенка родить, она ведь еще не старая… Она же ему заносчиво ответила: не нужен ей ребенок, не желает она быть матерью, и молитва не приносит ей утешения, сколько бы она ни преклоняла колена… Бог-то уж раз покарал ее, шептались женщины, а она и теперь грешит. Добром все это не кончится. Погубит она себя своей гордыней.

Не понимали они, что связывало с ней Фридель Фукс, которая частенько поднималась к ней на гору. А ведь Фридель не крестьянка, она из городских.

— Вон уже опять бежит! — крикнула Хаберкорн соседке, выглянув из окна и мотнув головой в сторону кладбища, у осыпающейся глинобитной ограды которого мелькнула светлая юбка.

Молодая женщина, тоненькая и долговязая, как мальчишка, торопливо шла луговой тропинкой, взбегавшей вверх, к усадьбе лесничего. От подъема в гору у нее перехватило дыхание, но она спешила и шла не останавливаясь. В руке у нее была зажата свернутая в трубку газета.

Вот и дом. Она толкнула дверь, вошла, не дожидаясь приглашения, и запыхавшись прислонилась к косяку.

Хайна Глауда с удивлением поднялась со стула, отложив в сторону рукоделие. Что-нибудь случилось?

Фридель оттолкнулась от косяка и подошла к Ханне. Она развернула газету, разгладила лист:

— Вот… Тот самый офицер! — сказала она, ткнув пальцем в подчеркнутые строчки.

Ханна выхватила у нее газету. И сразу среди многих имен ей бросилось в глаза то единственное, которого ей вовек не забыть. Она прочла, что офицер после нескольких лет плена и заключения, которыми он поплатился за инкриминированные ему военные преступления, выпущен на свободу. Газета упала на пол. Ханна подошла к окну. Она не произнесла ни слова. Но когда Фридель шагнула к ней, она повернула голову, улыбнулась и вокруг глаз у нее залучились морщинки.

Ее это как будто радует, изумилась Фридель.

Еще как радует, отвечала Ханна. Недели, месяцы, годы слились для нее в одно томительное ожидание этой минуты. И вот она настала. Спасибо, Фридель, за такую весть.

Фридель Фукс вскоре ушла. У приветливой хозяйки был такой отсутствующий взгляд, что Фридель подумала, она говорит впустую.

Вечером того же дня Ханна Глауда отправилась к деревенскому старосте. Крестьянин этот хозяйствовал на обширной усадьбе, а с двух других дворов, которые сумел по дешевке купить после войны, брал арендную плату. Дворовый пес с лаем рванулся на цепи, когда Ханна вошла в ворота. Женщина была ему незнакома — ведь уже много лег Ханна обходила стороной этот двор.

В доме пахло кошками. Ханна прошла через прихожую по выложенному плитками полу к двери на кухню и постучалась.