Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

Лысый староста сидел за обеденным столом и, увидев Ханну, уронил ложку в суп. Ханна остановилась в дверях. Староста выпучился на нее, и лицо его пошло багровыми пятнами, как всегда, когда он начинал нервничать.

— Чего тебе? — спросил он сердито и вытер платком вспотевшую лысину. — Не видишь, мы обедаем!

— Убийца на свободе, — сказала Ханна. Шагнув к столу, она бросила на него смятую газету.

Староста равнодушно отодвинул тарелку.

— Я читал, — сказал он, помолчав.

Ей бы хотелось знать, что он теперь предпримет, поинтересовалась Ханна.

Староста забарабанил пальцами по столу. Ведь он же сохранил за ней дом. Выхлопотал пахотную землю. Она, видит бог, получает хорошую пенсию. Ей неплохо живется. Да никто в точности и не знает, как все тогда вышло.

Так поможет он ей или нет, спросила Ханна.

Староста судорожно вцепился руками в край стола.

— Нет! — рявкнул он. — К черту!

— Ладно, — сказала Ханна и, прищурившись, поглядела на старосту сверху вниз. Стало быть, обойдется без его помощи.

Ночь она провела у Фридель Фукс. Ей не хотелось оставаться одной. Спала она мало. Мысли не давали покоя. Она и раньше знала, что староста ей не поможет. У самого руки в крови, ведь он, как говорят, скрепил своей подписью приговор. Не хочет, чтобы люди узнали о его позоре. Почему же она пошла теперь к нему? Да потому, что надеялась нагнать на него страху, чтобы он не очень-то благодушествовал, он и все людишки в деревне, так скоро забывшие то, чего она никогда не забудет, пусть все осталось, как прежде, — староста на своем посту, богач при своих деньгах, но и она осталась такой же, как прежде. У нее еще есть силы ненавидеть. Пришло наконец время свести счеты. Она жила только ради этой минуты.

Назавтра в полдень Ханна уже шла по оживленным улицам города, разыскивая здание суда — каменное готическое здание ржаво-красного цвета, возносившееся над лабиринтом закоулков старого города. За окошечком проходной сидел инвалид в очках.

— Здесь ли прокурор и можно ли с ним поговорить? — спросила Ханна.

— Сегодня не приемный день, — прокряхтел старик.

Она издалека, и дело ее не терпит отлагательства. Ей необходимо поговорить с прокурором.

— Он занят, — прокаркал очкастый. — Занят на важном процессе.

Ханна поглядела на чудного старикашку, который туда-сюда вертел головой, словно ворон.

— Подожду, — сказала она и села на скамью.

При виде такого упрямства ворон взъерошился от злости и выпрыгнул из своей клетки.

— Что вы себе позволяете! Тут не зал ожидания. Вы в суде!

— Вот именно, — резко обернувшись к старику, сказала Ханна.

— Зачем непременно прокурор? Может, я могу посоветовать? В конце концов, не первый год здесь служу. Что вам нужно-то?

— Хочу сообщить об убийстве, — ответила Ханна.

При слове «убийство» старик вздрогнул, юркнул обратно в клетку и набрал номер телефона. Отодвинув стекло в окошке, сказал, что прокурор примет ее. Он уже у себя в кабинете.

Ханна поднялась по стертым ступенькам, ведущим в сводчатый коридор.

Когда она вошла в кабинет, прокурор встал и шагнул ей навстречу. Уверенность вдруг покинула ее, и она в нерешительности остановилась в дверях. Этот человек совсем не отвечал ее представлениям о юристе. Слишком уж молод, слишком элегантен. Ему, пожалуй, тоже не больше тридцати, подумала она. Как и тому… Черные, поредевшие надо лбом волосы, свежий румяней, живое лило, выражение которого то и дело меняется, когда он говорит.

Прокурор подошел к ней, и тут она заметила, что он слегка прихрамывает. Это придавало ему какую-то неуклюжесть, тронувшую ее. «Ранение, — подумала она. — Наверное, фронтовое».

Спросив, что привело ее к нему, он предложил ей сесть. Правильно ли он понял? Убийство?

Ханна кивнула, опустилась в кресло, сняла перчатки. Она заранее от слова до слова продумала все, что скажет, а теперь вдруг не знала, с чего начать.

Он не торопил ее, предложил закурить. Взяв сигарету, она вертела ее в пальцах, не замечая, что он протягивает ей спичку.

— Итак, что произошло? — спросил он.

— Для начала мне нужен совет, — ответила Ханна и медленно подняла на него глаза. Ее взгляд, устремленный на прокурора, казалось, что-то взвешивал, словно проверяя, стоит ли посвящать его в это дело. — Не так-то просто рассказать об этом, да, боюсь, вам не понравится то, что я расскажу.

— Здесь редко рассказывают вещи, которые мне нравятся, — сказал прокурор. Он пододвинул кресло ближе к ней.

— Вы служили в армии? — спросила Ханна и, получив утвердительный ответ, добавила: — Офицером?

И на это он ответил утвердительно, но уже с оттенком удивления.

Тогда Ханна сказала:

— В таком случае вас заинтересует мой рассказ. История офицера, убившего моего сына за несколько дней до конца войны.

Она внимательно смотрела на прокурора, но тот был невозмутим, и на лице его не отразилось ни гнева, ни досады. Ему было известно немало подобных случаев; знал он и о тех трудностях и мытарствах, которые предстояло преодолеть каждому, кто вставал на защиту справедливости. «Повезло же мне!» — подумал он. Тем не менее попросил ее все рассказать.

Ханна рассказала не все. Она умолчала о том, что спала с этим офицером.