Я помню, что тогда семь лет мне миновало,А ей, наверно, было двадцать лет.Сидели мы в саду. Цвело все, расцветало,С каштанов осыпался белый цвет. Ничем она меня тогда не забавляла,Мне все забавы были далеки.Мне б только с нею быть, — она же зналаОдну забаву лишь — плести венки. Я подавала листья ей, цветы и травы,От рук ее не отводя очей.Казалось, что плела она не для забавы,А чтоб оправу сделать для речей. В ее речах слова, как волны, набегали,Как слезы о ее замученных друзьях, —Казалось, что цветы, бледнея, увядали,И скорбные слова немели на устах. И вновь срывались с губ, как гневные угрозы,Как приговор всем тем, кто пролил кровь,И дикие в венке, как кровь, пылали розы,И, как цветы, слова пылали вновь. Шумел зеленый сад, а голос пел любимыйО воле золотой весенним днем,II ряст в венке цвел красотою дивной,И песни золотым лились дождем… Давно уже прошло все, что когда-то было,Тех слов призыв горячий отзвучал.Наверно, и она о них забыла:Кто помнит о венках, что в юности сплетал? И я забыла их, не вспомню даже словаИз тех бесед в далекие года,Лишь цвет, звучанье их нежданное, мне сноваВолнует кровь теперь, как и тогда. Те звуки не умрут, не онемеют, —Всегда, как только лист от ветра зашумитИли цветы на солнце запестреют,Мелодия внезапно зазвучит. Как будто звуки те на страже встали.Чтоб душу каждый миг будить от сна,Чтоб только розы в сердце не увяли,Покуда вновь не зацветет весна.