Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

А как выводили Светланова из себя молодые женщины-скрипачки, ведь уже на следующий год после прихода в оркестр они, как сговорившись, уходили в декрет. Ну что тут поделаешь! В самоуверенности Светланову также нельзя было отказать. Склонный к экстравагантным поступкам, он, например, любил читать публично стихи Маяковского — фирма «Мелодия» даже записала пластинку с его выступлениями, при том что Евгений Федорович обладал не слишком хорошей дикцией. А записаться на «Мелодии» тогда — это не то что сегодня, когда за деньги можно сделать всё. А тогда всё решали связи. Но разве Евгению Федоровичу — гордости советской дирижерской школы — откажешь? Уже уйдя из театра, Светланов полюбил езду на велосипеде, на этом виде транспорта он прибывал на репетиции своего оркестра. Жил он тогда с Авдеевой на Каретном Ряду, а ездил на улицу Качалова через весь центр — а посему велосипедный московский «тур де Франс» Светланова был объектом внимания всей музыкальной общественности. Интервью журналистам и особенно журналисткам он давал в халате и тапочках — именно таким он предстал перед своей третьей женой Ниной Николаевой, которая, к счастью для Евгения Федоровича, оказалась еще и заядлой рыбачкой. Третьей она стала, конечно, позже (а первая — пианистка, кстати, тоже Нина, давно выехала в Америку). Уйдя от Авдеевой, Светланов оставил ей все нажитое имущество, забрав лишь рояль (машину он не водил), поселившись на некоторое время на даче своего друга Николая Петрова, на Николиной Горе. Последняя же квартира дирижера была в Елисеевском переулке, где и хранились его бесценные спиннинги и удилища.

Не все приняли развод Светланова с Авдеевой. В частности, супруга Тихона Хренникова Клара Арнольдовна объявила дирижеру «священную войну», как он выражался. Светланов и Николаева много хлебнули от нее. «Вот бы где пригодилась твоя крамольная пленка!» — говорил при этом Евгений Федорович. О чем шла речь? О компромате на Хренникова. Первый и пожизненный глава Союза советских композиторов (не считая Бориса Асафьева) отличался большим жизнелюбием. Необычайно плодовитый в творческом плане, автор множества опер, балетов, оперетт и песен, активный общественник, прекрасный организатор и борец за высокие урожаи в советской музыке, он находил время на все. Однажды взять интервью у него пришла молодая журналистка из Гостелерадио, это было в Союзе композиторов в Брюсовом переулке: «Тихон Николаевич был точен. Через пятнадцать минут он появился, плюхнулся в кресло. Я тут же включила магнитофон, повернула ручку записи и задала первый вопрос. Но мэтр, вместо того чтобы потрясти меня своей эрудицией, потряс меня совершенно другим. Он притянул меня к себе за рукав и, не дав мне опомниться, пропел такой дифирамб моей красоте, моим глазам, бюсту и попке, что я просто очумела, не зная, как реагировать. Понимая мимолетность нашей встречи, он быстро попытался договориться со мной о новом свидании уже вне стен Союза. Но наше своеобразное интервью прервал кто-то вошедший в комнату. Хренников тут же сменил тему». Этой журналисткой и была Нина Николаева, тогда еще не жена Светланова. Как порядочный человек, пленкой она не воспользовалась. А ведь отличный материал для парткома!

В Большом театре при Светланове в начале 1960-х годов для репетиций была обустроена так называемая верхняя сцена, разместившаяся под символом театра — квадригой Аполлона. «По площади планшета она была равна главной игровой сцене, но без кулис и карманов, ограниченная по высоте и лишенная какого бы то ни было подсценного хозяйства. Перед этой сценой была выгорожена оркестровая яма в натуральную величину, вслед за которой амфитеатром крутыми ступенями уходили вверх несколько рядов кресел условного партера. Инициатором и основным организатором этой полезной внутренней реконструкции был неизменный заместитель доброго десятка директоров Большого театра А. М. Лев. Ныне такими подсобными залами оснащены все крупные музыкальные театры мира, и очень хорошо, что и Большой театр обрел наконец (хотя и “нелегальным” путем) дополнительную репетиционную площадку. В те годы были категорически запрещены любые реконструкции зданий культурного предназначения, подпадающие под категорию капитального строительства. В здании Большого театра помещение под кровлей изначально занимал декорационный цех, оснащенный сложными металлическими рельсовыми конструкциями. Их надлежало вырезать и удалить», — рассказывает директор Чулаки.