Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

Именно на светлановскую пору пришлась постановка очередного «шедевра» Вано Мурадели — политически важной оперы «Октябрь» о событиях 1917 года. Проблема с советскими операми, на которые зритель не ходил, а композиторы никак не могли достичь высокого художественного уровня, сравнимого хотя бы с произведениями Глинки или Мусоргского, обозначилась еще в 1930-е годы. Партия что только не придумывала, чтобы родить новую советскую классику, приводило это в большинстве случаев к курьезам. Например, про оперу Тихона Хренникова «Мать» ходил анекдот, в котором ее название переиначивалось как «Хреновая опера». Что же касается Мурадели, то сложная немузыкальная фамилия композитора (вместо «ми» — «му», вместо «ре» — «ра» и т. д. — шутка Никиты Богословского) бросала в дрожь старожилов театра, хорошо запомнивших, как его «Великая дружба» переросла в великий разгром советской музыки в 1948 году. Постановка новой оперы Мурадели была расценена в музыкальных кругах как полная реабилитация униженных и оскорбленных композиторов, — еще бы, впервые вождь мирового пролетариата был изображен не рядом с человеком с ружьем и с чайником в руках, а поющим на сцене как реальное действующее лицо. Тем самым композиторам оказали большую честь, жаль только, что ни Сергей Прокофьев, ни Николай Мясковский, жизнь которых сильно сократило то знаменитое постановление, недотянули до исторической постановки.

Премьера «Октября» состоялась в день рождения Ленина — 22 апреля 1964 года в Кремлевском дворце съездов. Роль Ленина после многочисленных согласований доверили басу Артуру Эйзену — гример с «Мосфильма», клеивший ленинскую бородку еще самому Борису Щукину, одобрил его кандидатуру. Эйзен, между прочим, на заре своей сценической карьеры брал уроки у вахтанговца Щукина, так мастерски игравшего вождя в кино, что порой складывалось впечатление, что это никакой ни Ленин, а Тарталья из «Принцессы Турандот». Ну а поскольку надзирала над процессом постановки оперы из правительственной ложи сама Фурцева (точнее сказать, она и явилась истинным режиссером), то за ней осталось и последнее слово. Сравнив Эйзена в гриме Ленина с канонической фотографией, она подтвердила: «Как живой!» Мнение министра культуры оказалось решающим — к Эйзену в гриме Ленина выстроилась очередь из рабочих сцены, желающих сделать селфи с вождем. Ну а те, кто сомневался в похожести, могли пойти и проверить, благо мавзолей находится совсем рядом от Дворца съездов.

Критики приняли оперу в основном хорошо, особенно подчеркнув игру поющего в Разливе Артура Эйзена. «Шеститысячная аудитория Кремлевского дворца съездов не сразу поняла, что такое слышит в опере в первый раз», — отметила одна из зрительниц. Благо что текст, который пропевает и даже проговаривает в опере вождь, совсем лаконичный, в частности, такой: «Революция свершилась!» Отметили как удачу и роль Вишневской — медицинской сестры Марины, влюбленной в коммуниста Андрея и любимой белогвардейцем Масальским. Только вот почему-то сама Галина Павловна в мемуарах начисто забыла хотя бы обмолвиться о своем участии в «Октябре». Оно и понятно.

А еще похвалили режиссуру Иосифа Туманова, выведшего на сцену пять сотен человек массовки (ему, как будущему постановщику церемонии открытия Олимпиады-80 в Лужниках, хорошо удавались массовые сцены), разглядели на огромной сцене шалаш и котелок вождя — сценографом выступил главный художник Большого театра Вадим Рындин. Светланова же отметили за артистичное ведение спектакля, укорив его за то, что «он не вложил большей творческой инициативы в подготовку оркестровой партитуры». А как тут вложишь, если вкладывать-то и некуда. Ибо основной изъян оперы «заложен в самой музыкально-сценарной драматургии. Но в постановке Большого театра он словно взят под увеличительное стекло. Даже там, где театр мог своей трактовкой внести необходимые коррективы, он не сделал этого». И куда только смотрел Мурадели, ведь «образ Ленина не получил глубокого музыкального решения». Иными словами, мало спел Ильич. Вот если бы вложить в его уста апрельские тезисы и мелодично пропеть их минут на сорок…

Но эпоха на дворе стояла иная, пожурив композитора за недостатки, к нему не приняли никаких мер. А вот сохранившиеся каким-то чудом старые большевики остались недовольны, в своих письмах в ЦК КПСС они докладывали, что «Ленин не носил таких ботинок и пальто», был иного роста и телосложения. И потом: как Ленин может петь басом, если у него был «мягкий картавый баритон». А некоторые сочли оперу святотатством и издевательством над Ильичом — если так пойдет дело, то скоро он выйдет на сцену Большого и в балете! Поскольку ничего лучшего советские композиторы на революционную тему не сочинили, опера так и шла на сцене Дворца съездов по несколько раз в год, по большим праздникам — 1 Мая и 7 Ноября. В 1977 году ее поставили заново, с Юрием Симоновым в качестве дирижера. Музыку кое-где подсократили, но в таком виде она протянула еще меньше, до 1981 года.