Читаем Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой полностью

Посещение театральных цехов прочно вошло в повседневную жизнь певцов и танцоров, приходивших на улицу Москвина на примерку костюмов и обуви. Короче говоря, шли сюда, как в дом родной. Вишневская вспоминала, что портнихи мастерских очень любили шить для нее, восторгаясь ее хорошей фигурой (сама себя не похвалишь, никто не похвалит!). А еще прима никогда не придиралась к пустякам, умея отблагодарить: то жвачку американскую с гастролей привезет, то коробочку конфет из продовольственного заказа: «В теснейшем содружестве создавали мы все мои костюмы, и нужно сказать, что никто больше в театре не имел таких туалетов. Материалов в их распоряжении почти никаких не было — шифон, крепдешин, которые на сцене не имеют никакого вида, тюль (жуткий дефицит в то время. — А. В.

). Из всех “запасов” я всегда предпочитала атлас, из которого делают туфли, их волшебные руки и фантазия создавали из него чудеса. Они его красили, что-то рисовали, вручную расшивали серебром, золотом, камнями, и в результате получалось произведение искусства. На готовые костюмы сбегались смотреть из всех цехов. Я их все по очереди надевала, а кругом шло ликование и восторги. В этот день я приносила дюжину шампанского, и мы обмывали плоды наших общих трудов, как новый корабль перед спуском на воду».

Про корабль — очень уместное сравнение, тем более что «Советского шампанского» (а другого тогда и не было) после той или иной премьеры выпивалось море. Фурор обещала вызвать и постановка «Травиаты», в которой Сергей Лемешев упросил спеть Галину Вишневскую: он — Альфред, она — Виолетта. Это было незадолго до смерти Александра Мелик-Пашаева, который согласился продирижировать оперой. Репетиций много не понадобилось — две сценические и одна оркестровая. Куда бо́льших усилий потребовало изобретение костюмов главной героини, для чего пришлось воспользоваться французскими журналами мод ушедшей эпохи. Но как из привычного атласа сшить костюм самой красивой и «обольстительной любовницы» Парижа (как обрисовал образ Виолетты Борис Покровский)? И здесь очень пригодились списанные в утиль облачения церковных иерархов, свезенные в театральные мастерские из Кремля. Хранилась вся эта красота — старинная парча и шелка с ручной вышивкой золотошвеек — не в музее, а в заброшенном чулане на улице Москвина. О них никто и не вспоминал до поры до времени, пока преданная Вишневской мастерица не решилась открыть певице страшную тайну, предложив ей сшить платья для Виолетты из серебряной парчи. Все равно ведь пропадет — разрежут дорогой материал на кусочки и обклеят им декорации для «Бориса Годунова».

Вишневская все же отказалась шить из патриарших одеяний платья своей ветреной героини, воспитание не позволило. И попросила не разрезать их, а приберечь для роли Марфы в «Царской невесте»: «Буду петь, тогда уж вы мне из них закатите костюмы! Пусть хоть люди-то полюбуются. А теперь берегите и не давайте никому». А для «Травиаты» использовали атлас для туфель. «На первый акт белый, нашейте на него серебряные аппликации, а на третий — красный и разошьете красными камнями», — дала указание Галина Павловна.

И действительно, не подкачали Марьи-искусницы из мастерских Большого театра, создали костюмы, достойные музейных экспозиций. Хоть за границу вывози. Одного жалко — не наденешь такие платья на новогодний прием в Кремль, все-таки бутафория. А как хотелось! Ведь дефицит модной одежды распространялся и на Большой театр, артисток которого в 1950-е годы обеспечивала известная московская спекулянтка Клара, имевшая прочные связи с женами советских дипломатов, у которых она скупала импортные шмотки. Клара ходила по своим клиентам с огромной сумкой, вмещавшей, кажется, всю продукцию небольшого дамского магазина. Чего там только не было — платья, кофты, туфли, сумки и даже пальто. Цены она сдирала втридорога, зная, что больше приличную одежду им взять неоткуда, особенно если их не выпускали за границу. Ее любимой фразой была: «Я с этим еще буду работать!» — подразумевалось, что не подошедшую одной клиентке вещь она будет толкать другой. Гардероб Майи Плисецкой целиком состоял из вещей, купленных у Клары[75]

.

Про волшебные руки — это не преувеличение. Когда в 1945 году в процессе подготовки к Параду Победы выяснилось, что ни одна ткацкая фабрика Москвы не может изготовить штандарты советских фронтов, это ответственное задание поручили швеям Большого театра, денно и нощно сидевшим за работой. И когда сегодня, смотря хронику 75-летней давности, мы видим эти красные полотна с вышитыми на них золотом названиями «1-й Белорусский», «2-й Украинский», то с полным основанием можем сказать, что и Большой театр участвовал в том знаменитом параде.

Перейти на страницу:

Все книги серии Живая история: Повседневная жизнь человечества

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Уорхол
Уорхол

Энди Уорхол был художником, скульптором, фотографом, режиссером, романистом, драматургом, редактором журнала, продюсером рок-группы, телеведущим, актером и, наконец, моделью. Он постоянно окружал себя шумом и блеском, находился в центре всего, что считалось экспериментальным, инновационным и самым радикальным в 1960-х годах, в период расцвета поп-арта и андеграундного кино.Под маской альбиноса в платиновом парике и в черной кожаной куртке, под нарочитой развязностью скрывался невероятно требовательный художник – именно таким он предстает на страницах этой книги.Творчество художника до сих пор привлекает внимание многих миллионов людей. Следует отметить тот факт, что его работы остаются одними из наиболее продаваемых произведений искусства на сегодняшний день.

Виктор Бокрис , Мишель Нюридсани

Биографии и Мемуары / Театр / Документальное