Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

А эти строки — из «Поэмы про Ива Монтана», приписываемой Владимиру Полякову (сценаристу «Карнавальной ночи»), ходившей по рукам по Москве в машинописном виде с 1957 года. Поэма пользовалась большой популярностью у читателей и вызвала крайне отрицательную реакцию у лиц, в ней упомянутых. Например, Сергей Образцов, обидевшись, убрал из репертуара театра кукол пьесы Полякова. Встреча в доме отдыха в Серебряном Бору была частью культурной программы французских артистов Ива Монтана и Симоны Синьоре, прибывших в Москву с концертами зимой 1956 года. Иностранных гостей, естественно, водили и в Большой театр. Гости из Парижа поразили культурную общественность своими стильными нарядами, в частности, всеобщее внимание привлекло красивое пальто Симоны Синьоре — изящное, богато отделанное мехом. Сразу было видно, что «не нашего покроя». В мастерских Большого театра такое не сошьешь. А Монтан! Вместо привычной белой рубашки он повсюду ходил в водолазке, впервые показав ее не избалованным современной модой советским людям. На встрече в Серебряном Бору советская творческая интеллигенция также возжелала предстать во всей своей красе (как она ее понимала), о чем иронически рассказывается в поэме, судя по которой представление о том, что и как носить в тех или иных случаях, у французских и советских деятелей искусства явно разнилось, что поделаешь — западная мода с трудом проникала в СССР. После встречи с Монтаном у сотрудников дома отдыха Большого театра появились все основания утверждать, что в его стенах побывали не только видные деятели отечественной, но и мировой культуры.

Естественно, что дом отдыха не мог вместить всех желающих, особенно в теплое время года, когда число страждущих провести свой досуг в «Серебряном бору» росло и за счет тех, кто в театре бывал лишь в качестве зрителя. В этой связи вспоминается кинокомедия «Ты — мне, я — тебе», главный герой которой — банщик в исполнении Леонида Куравлева — хвастается тем, что проводит отпуск в домах творчества. Показывая фотографии, он поясняет: «А справа, кажется, сам Сикейрос!» Отдыхал ли в «Серебряном бору» Сикейрос, неизвестно, а вот банщики там иногда встречались — куда же без этих нужных людей, тоже в некотором смысле артистов, виртуозов веника и мочалки, помогавших солистам Большого балета восстанавливать силы после очередной премьеры. А если мест в «Серборе» не хватало, работники театра могли отдохнуть не только на берегах Москвы-реки и Оки, но и в Анапе, где Большой имел свой пансионат.

Отдыхали артисты Большого и в Крыму, в Мисхоре, в доме отдыха работников искусств с ласковым названием «Нюра». Женское имя этот оазис унаследовал от тех времен, когда здесь была богатая дача купца Томакова, принимавшего у себя Шаляпина, певшего для гостеприимного хозяина. Дачу отобрали и приспособили для отдыха деятелей культуры и искусства, назвав ее «Рабис». Но «Нюрой» ее продолжали называть и спустя много лет, когда место поющего Шаляпина здесь занял Козловский. Иван Семенович в 1930-е годы частенько отдыхал на Южном берегу Крыма, считая его климат очень полезным для своих голосовых связок. Он устраивал необычные концерты на пляже — заплывая далеко в море, качаясь на волнах, пел свои любимые арии. Отдыхающие специально приходили на пляж — где еще услышишь Козловского бесплатно! Здесь он влюбился в свою вторую жену — актрису Галину Сергееву, на которой женился в 1937 году. Она приехала отдыхать в Мисхор после съемок в немом фильме «Пышка». Увидев красивую девушку на остановке автобуса, Козловский предложил ей помочь отнести чемодан. Так начался их роман.

Примечательно, что Сергеева не знала доселе тенора Козловского, а он не слышал о такой актрисе. «Помню, — рассказывала дочь певца Анна, — отец показывал мне тот большой камень, на котором они сидели влюбленные и слушали шум моря. Он был как остров для двоих, этот камень… Отец умел веселиться. Когда мы отдыхали в Мисхоре всей семьей, родители, выезжая в Ялту, брали нас с собой. Застолье в каком-нибудь ресторане иногда затягивалось, и мы, маленькие, засыпали на сдвинутых вместе стульях. “Пусть привыкают!” — шутил отец. На южных фотографиях отца можно часто увидеть в широкополой шляпе и полосатой пижаме — непременном “курортном обмундировании” того времени. А маму — в красивых цветастых халатах и тоже в шляпе».

Молодой и энергичный Иван Семенович был душой компании, играл в теннис, приучал отдыхающих к курортной моде — шортам, что поначалу было принято не всеми. Он любил пить пиво, вместе с баритоном Большого театра Александром Батуриным приносил из столовой столик, ставил его в воду, открывая бутылку за бутылкой. Окружающие завидовали смелости и изобретательности Козловского…

Глава седьмая. Вишневская: «Я подобрала Образцову как щенка!» Директора, художники, суфлеры, пожарные

— Сидит в будке, не лает, не кусает. Кто это?

— Суфлер!

Театральная загадка